Гормон счастья и прочие глупости - [6]

— Бронечка, детка, вы можете петь что хотите, это несущественно. Главное — не бояться публики. А маночек в вас есть. Зритель от вас будет тащиться, — успокаивал он меня. — И пожалуйста, постарайтесь сохранить тот испуг, который у вас есть, зафиксируйте его, это поможет…

— Нет, Юрочка, — вмешалась его жена, педагог в театральном училище, — не надо ничего фиксировать. Насколько я понимаю, Броня не собирается менять профессию, и ее испуга вполне хватит на ваши гастроли. Обнаглеть она просто не успеет.

— Ох, не скажи, — вздохнул Юрий Митрофанович. — Иной раз люди наглеют моментально.

— Ну, по-моему, это не тот случай.

Они говорили так, будто меня с ними не было.

Но Нина Ивановна все-таки обратилась ко мне:

— Броня, я не ошибаюсь на ваш счет?

— Нет, мне бы только набраться наглости, чтобы выйти на сцену и рот открыть.

— Ну это, конечно, важно, но Юра вам поможет. Не знаю, как насчет театральной карьеры, но диск я бы на вашем месте записала. Вы чудесно поете.

Слышать такое было приятно до ужаса, но мне все казалось, что они это говорят, чтобы подбодрить меня, чтобы я от страха не сорвала гастроли.

До отъезда оставалось три дня, а я, занятая репетициями и поисками подходящего репертуара, еще не уладила и половины дел. По дороге домой от Гордиенко я решила, что прежде всего поговорю с Полькой. Ничего от нее скрывать не стану, а вот отцу, которому надеюсь ее подкинуть, правду говорить нельзя, поэтому мне необходимо заручиться ее поддержкой. К счастью, она была дома.

— Полина, поди сюда!

— Мам, подожди, я досмотрю…

— Долго еще?

— Десять минут!

Она с упоением смотрела бесконечный сериал «Бедная Настя».

— Ма, чего? — явилась она на кухню, где я готовила обед на завтра.

— Полина, у меня к тебе разговор.

— Воспитывать будешь? — обреченно вздохнула она.

— Нет. Все гораздо интереснее.

И я рассказала о предстоящей авантюре. У нее загорелись глаза.

— Мам, ты не врешь?

— Мне бы и в голову не пришло такое врать.

— Супер!

— Что?

— Все! Ох, Веня молоток! А ты почему мне раньше не говорила?

— Потому что была уверена, что Гордиенко меня забракует. Кстати, собака у него умерла.

— Ой, как жалко! — огорчилась Полька, но тут же глаза ее снова засияли. — Мам, а мне нельзя с тобой поехать?

— Нереально!

— Почему?

— По целому ряду причин, начиная с того, что у меня там свободной минутки не будет.

— Но ты же вроде сказала, что неделю будешь отдыхать! А я бы, пока ты работаешь, о тебе заботилась, супчик варила диетический.

— В гостинице?

— А чего? Плитку можно взять!

— Прекрати, Полька. Я умираю со страху, а ты с глупостями.

— Ладно, я понимаю, у меня шансов нет.

— Вот и умница.

— Значит, ты меня оставишь тут одну?

— Нет, на это время переберешься к деду.

— Кайф! А он в курсе?

— В том-то и дело, что нет. И я хочу, чтобы это была наша с тобой тайна.

— Супер! Да, дед небось лапти сплел бы, если б узнал.

— Лапти? Какие лапти? — опешила я.

— Ну ма, это ж значит коньки отбросить. Или сыграть жмура.

— Господи помилуй, где ты этого кошмара набралась?

— В гимназии, мамочка, — опустив благонравно глазки, сказала она сладеньким голоском. — Ладно, мам, это все фигня, ты мне лучше скажи, ты под своим именем позориться будешь?

— Ты уверена, что я провалюсь?

— Нет, наоборот, просто у меня такая манера выражаться.

— Конечно, я возьму псевдоним.

— А какой?

— Еще не придумала.

— Надо что-то такое броское, чтобы как взрыв!

— Там и без меня хватает взрывов.

— Ой, а я и забыла, что там война! Мам, а ты не боишься?

— Сейчас я боюсь только выхода на сцену. Все остальное мне кажется не так страшно.

— Ничего, не бойся, мамочка, у тебя получится! Ой, а Женя в курсе?

— Нет, — тяжело вздохнула я.

— Ему тоже врать будем?

— Будем! Он не поймет.

— Это точно. Вообще-то я тоже не очень понимаю…

— Чего ты не понимаешь? — с тоской спросила я.

— Как ты согласилась? Ты же вообще такая разумная, выдержанная, мне дед всегда тебя в пример ставит…

— А мне надоело…

— Что?

— Все, я тебе уже говорила — и тут вдруг такое предложение. А еще я хочу изменить внешность.

— Класс! Давно пора! Надо что-нибудь эдакое забацать!

— Забацаю! Но еще не знаю, что именно. Завтра пойду.

— Куда? В салон красоты?

— Ага, мне жена Гордиенко посоветовала одну мастерицу…

— Мам, а ты знаешь, я тебя.., уважаю! — вдруг серьезно проговорила моя неожиданная дочка.

— Уважаешь? Вот и хорошо.

— А знаешь за что?

— Ну?

— В твоем возрасте вляпаться в такую историю… Это круто!

Она, кажется, считает меня старухой!

— И не волнуйся, я буду хранить эту страшную тайну! Но ты должна мне кое-что пообещать.

— Новый мобильник?

— Я об этом не подумала, но в принципе тоже нехило. Но главное — возьми у деда видеокамеру, и пусть Веня запишет спектакль! Я должна это видеть и слышать. По-моему, справедливо!

— Безусловно, это только справедливо, — согласилась я. — Но под каким предлогом я возьму камеру?

— Ну наври что-нибудь!

— Ой, и так приходится много врать. Я надеюсь, что у Веньки есть камера.

— А если нет? Ты скажешь деду, куда ты едешь?

— Скажу. Чем меньше врать, тем легче.

— Значит, Израиль не тайна, а что ты там будешь делать?

— Еще не придумала.

— А я знаю! Ты там будешь лечиться на Мертвом море!

Я даже застонала от восторга: