Готтхельф сказал взволнованно:
– Он стер стакан, потому что знает: вы бросили пить. Самолет изменил курс, описав большую дугу. Теперь мы летели прямо на Сен-Готард, и солнце светило уже не с правой, а с левой стороны, так что его лучи ударили мне в лицо с такой силой, что слезы полились из глаз и мне пришлось прикрыть веки.
Четыре турбореактивных двигателя ровно гудели. Я откинулся на спинку сиденья. Свежий воздух овевал мое лицо. Я услышал голос Готтхельфа:
– Какой все-таки милый этот мальчик.
– Да, – с готовностью подтвердил я.
– Такой вежливый. Такой умненький. И такой талантливый.
– Да, – опять подтвердил я.
– Так и останется глухонемым на всю жизнь?
– Да.
– Какая жалость.
– Да, – сказал я. – И вправду очень жаль.