Горький шоколад - [57]

— Вы кто такие, мать вашу?! — выкрикнул один из латиносов — высокие и костлявый, с лысым татуированным черепом.

— Никто, — процедил Макс. — Уже уходим.

— Какого хера? — Он хотел сказать что-то еще, но кто-то из товарищей легонько похлопал его по плечу, что-то негромко сказал, кивая назад.

Костлявый обернулся, встретился взглядом с взглядами бойцов Ника. Сам Ник уже держал в каждой руки по пистолету-пулемету, направив их на незваных гостей.

— Нам не нужны проблемы, — проговорил он спокойно. — А вам?

— Вы на нашей территории, гребаный нигер. А это белое гавно, — он указал на побелевшего от страха Айзека, — неуважительно отнесся к моей маме. Помнишь, гавно? Два часа назад в магазине напротив ты сбил с ног пожилую женщину и даже не извинился. Это была большая ошибка, гавно! Хер с вами, валите с моих глаз, — он снова говорил Нику. — А гавно останется. Потолкуем с ним немного.

Айзек рванулся прочь. Выскользнув из-за спины Ника, бросился было в окно.

Раздались грохоты выстрелов.

Первый выстрелил костлявый, пальнув в спину ускользающему обидчику, следом, действуя на опережение начавшим разворачиваться молодчикам, открыли огонь бойцы Ника и сам Ник. Макс крутанулся на месте, заслоняя собой Габриэль от шальной пули. В спину тут же толкнули, да так сильно, что Макс едва устоял на ногах — нырнул вперед, пытаясь удержать равновесие, приложился левой стороной лица о дверной косяк. Обернувшись, увидел костлявого — того, по всей видимости, каким-то образом отбросило от основной группы латиносов. И теперь он, стоя на карачках. Пистолета у него уже не было, но вместо него появился нож. Непонятно, о чем латинос думал, но он явно собирался ударить в спину Макса. Не успел. Сработали инстинкты. Резкий удар ногой — и голова костлявого мотнулась в сторону, нож полетел на пол. В следующее мгновение Ник покончил с уродом.

Тишина навалилась неожиданно. Щедро приправленная запахом пороха, она казалась предвестником чего-то еще более опасного.

— Мистер Ван Дорт, вы в порядке? Мисс Габриэль?

— Все нормально.

— Надо уходить. Скоро здесь будет жарко.

До самого фургона они больше никого не встретили. Даже на улице было пусто и тихо. Лишь когда боец со сбитыми костяшками вжал педаль газа в пол, Максу показалось, что где-то в отдалении послышался звук полицейской сирены.

Последнее, что он увидел в мутное окно фургона перед тем, как тот начал движение, было тело Айзека Кромби, распластанное среди перевернутых мусорных баков

Пробуждение было болезненным.

Несколько минут Эль просто собиралась с силами, привыкая к тому, что в ее теле, казалось, болит каждая мышца. Любая попытка пошевелиться тут же поднимала новую волну судорог, от которых сводило зубы. Приходилось что есть силы стиснуть зубы, чтобы не поддаться слабости и не закричать. Вряд ли теперь, когда Макс столько сделал для ее освобождения, она имеет право беспокоить его еще и этим.

Чтобы сесть понадобилось вытрясти из тела жалкие крохи самообладания. Кажется, получилось, хотя головокружение едва не уложило ее обратно. Пришлось остановиться и сделать передышку. Силы понадобятся до нового рывка.

— Габриэль?

Взволнованный голос Макса вынырнул буквально из ниоткуда. Эль повернула голову и только теперь заметила, что все это время ее спаситель дремал в кресле около кровати. Он потер глаза, потянулся к ней.

— По-моему, тебе еще рано вставать самостоятельно. — Его голос звучал обеспокоенно.

— Я потихоньку, — ответила она почти шепотом. Страшно не хотелось сознаваться, что встать ее заставляет не только упрямство, но и физиологическая потребность организма.

— В таком случае, мисс Лучшие в мире панкейки, тебе никак не обойтись без моей помощи. Помнишь я говорил, что лучше всех в мире умею помогать?

— Про «лучше всех в мире» не было ни слова, — в ответ на его попытку поднять ей настроение улыбнулась Эль.

Он не стал дожидаться ответа, а просто наклонился к ней, подставил плечо. Эль обхватила Макса за шею, легонько выдохнула, когда второй он обнял ее за талию и аккуратно постаивал на ноги.

— Мне так жаль, — прошептала она, когда взгляд уткнулся в заметный кровоподтек у него на виске и расходящиеся в стороны от него царапины. — Хотя «жаль» — это совсем не то слово.

— Неужели у знаменитой писательницы кончились слова? — поддразнил он, помогая ей потихоньку, шаг за шагом, сокращать расстояние до ванной.

— Осталась еще обсценная лексика, но, если честно, я в ней не сильна.

— Вот и славно, значит остановимся на том, что шрамы украшают мужчину. — Макс остановился, давая ей передышку.

— Куда уж красивее, — пробормотала Эль и запнулась, вдруг осознав, что по неосторожности произнесла мысли вслух. Да еще и глядя прямо Максу в глаза. — То есть, я хотела сказать, что ты и так… в общем… совсем не обязательно…

— Думаю, я понял, что ты имеешь ввиду, — негромко сказал он. Свободной рукой Макс осторожно, едва касаясь кожи, погладил линию ее подбородка. — Рад, что ты находишь меня привлекательным, Габриэль.

Простые слова, но если бы они могли зажигать, то сейчас в руках у Макса осталась бы разве что ее обугленная тень. Как она может не считать его привлекательным? Как возможно, чтобы любая женщина в мире не считала его привлекательным? Особенно сейчас, когда его глаза стали почти черными, а губы так соблазнительно выгнуты в загадочную полуулыбку. И этот его сумасшедший запах чистой кожи и едва уловимого ненавязчивого аромата лосьона после бритья.