Горизонты - [8]

С пузырем у меня тоже была своя история. Когда в деревне кто-нибудь резал поросенка, то для забавы ребятишек всегда надували воздухом поросячий пузырь. Надували до тех пор, пока он не станет походить на большой шар. Перед тем как надуть пузырь, в него обычно опускали несколько сухих горошин. Такой шар однажды надули и мне. Когда он высох и горошины загремели в нем, я умудрился этот шар навязать на хвост кошке. Та тряхнула хвостом и, перепугавшись, метнулась на печь, сумасшедше полетела по кухонной полке, опрокинула кринки, соскочила на пол и от страха забилась в угол. Бабушка тихонько подобралась к кошке и, сняв с ее хвоста гремевший пузырь, подошла ко мне, дернула за белесый вихор.

— Что матери-то скажем, разбойник? — спросила строго она. — Ишь, с кринками-то что наделали.

Однако все же мы выкрутились. Бабушка сказала, что кошка-злодейка сама сдурела, но отчего «сдурела», умолчала. Мать решила злодейку наказать, выбросила ее в сени и два дня не пускала в избу. Когда же мать уходила, я приносил кошку домой и кормил, а потом снова выпускал на улицу.

7

Купава, как и все приюгские деревни, была хлебной. Да и как хлебу не, быть, земля-то по наволокам самолучшая, другой раз река разольется — на полях илу на вершок оставит. А ил — самое лучшее удобрение. Поля же, которые лепились по горам да ухабам, были малоурожайны, каменисты, земелька-то там — голый подзол.

Помнится, как всю осень собирали хлеб для фронта. Где этот фронт, я не знал, но ходил по деревне, слушал мужиков. У одного нашего соседа хлеб нашли в амбаре под полом. Там стояла не одна бочка с зерном. Тотчас же нагрузили мешки и отправили на лошадях.

Очередь дошла и до нас. Ходили в амбар, но ничего не нашли, в амбаре лежали одни семена да норма на еду.

— Вот что, гражданка, — сказал главный в кожаной тужурке. — По моему предположению, хлеб у тебя в избе под полом. Придется вскрывать пол.

Мать сжала кулачки. Со слезами на глазах подскочила к главному.

— Пола ломать не дам, — решительно сказала она. — Вы у меня развалите пол, а кто исправлять будет?

Все переглянулись: «Верно говорит хозяйка. Разломаем, а кто починять будет? Все же одна живет, без мужа».

— Нынче ведь все нахитрились, хлеб-то даже в дымоходы прячут, — сказал краснолицый мужик.

«У нас тоже в трубе», — прошептал я.

Никто не услышал мои слова, кроме бабушки. Она дернула меня за руку, сердито сказала:

— Пойдем-ка, сокол воронье перье, без нас сделают.

Вскрывать пол не стали, да под полом ничего и не было. А вот в дымоходе, верно, было. Бабушка накануне выломала на подволоке в трубе несколько кирпичей и в отверстие спустила на веревке мешочек муки. Мне сказала, это, мол, на всякий голодный случай. Об этом кладе не знала и мать. Знали только мы с бабушкой.

Когда мужики ушли, бабушка долго меня ругала, учила, что вперед взрослых не надо высовывать свой нос. Я сидел рядом и никак не мог понять, за что бабушка ругает меня, даже грозится отхлестать березовым прутом.

— Ну, ладно, все обошлось, — наконец смилостивилась она. — Пшеничной-то мучки только тут и есть. Это тебе наука. Вперед будь умнее, если тебя не спрашивают — молчи!

Я чувствовал, что в ту зиму беспокойство в деревне нарастало. Спрашивал мать об этом. Она, невеселая и чем-то всегда озабоченная, только отмахивалась, ты, дескать, мал еще, чтобы обо всем знать.

Однажды я катался с угора на санках. Дорога спускалась от дома Петрована на озеро и шла низовьями от деревни к деревне. По этой дороге ежедневно шли откуда-то из-за Столба подводы с грузом: то везли мешки с хлебом, то на санях лежали целые коровьи туши вверх ногами. Ноги торчали, как розовые столбики. То везли сено, то вели куда-то гурты лошадей. Однажды сзади подвод я увидел мужика в шинели и островерхом шлеме.

— Ты воевать идешь? — спросил я.

— Отвоевался, сынок, — вздохнув, сказал он и тряхнул пустым рукавом.

— Куда хлеб везете? — допытывался я.

— На фронт… революционной армии.

— А далеко ли тот фронт?

— Пока не близко. Отсюда, сынок, его не видать, — ответил мужик и, закурив, добавил: — И далеко, и близко. Как захватят беляки Котлас, назавтра жди их у нас.

— Скоро-то так?

— По железной дороге живо подскачут. Это со стороны Котласа. А если взять с другой стороны, с Вятки, тоже быстро могут. Там Колчак немилосердно жмет наших.

— Так как нам-то быть?

— Будем держаться до последнего, сынок. Чего у вас в деревне-то говорят?

— Хлеб ищут…

— Надо и хлеб, но не забывайте вооружаться.

Я побежал в деревню, рассказал, что слышал от красноармейца, не сегодня-завтра, мол, появятся у нас в деревне беляки. А беляки хуже немцев. В деревне забеспокоились, кое-что стали закапывать в землю, да где там, разве все упрячешь.

У нас с Колей были свои ружейки. Ложа с желобком посредине. На конце в отверстие просунут вересовый прут. Он выгнут, как пружина, а концы связаны веревкой. Натянем веревку, да как отпустим ее — стрела с острым наконечником далеко летит. Мы решили побольше наделать стрел и встретить беляков. Такой стрелой ястреба как-то я подбил, не летай за цыплятами.

Мы с Колей рассчитали все. Беляки, конечно, пойдут с Лузы. Мы под Даниловом засядем в лесок и откроем стрельбу. Прижмем беляков к озеру.