Горит ли Париж? - [61]

Оберштурмбаннфюрер несколько секунд молчал. Затем спросил Хольтица: не считает ли тот, что французы могли уже перевезти гобелен в какое-нибудь другое место? Нет, нет, возразил Хольтиц, зачем бы им это делать? Со стороны Лувра вновь донеслись выстрелы, и эсэсовцы еще раз выразили сомнение в том, что гобелен все еще в Лувре. Фон Хольтиц, который теперь наслаждался каждой минутой пребывания своих гостей, вызвал пожилого офицера, имевшего, вероятно, самую эвфемистическую должность в штабе. Этот капитан отвечал за «охрану французских памятников и произведений искусства». Он торжественно заверил офицеров СС, что гобелен действительно находится в Лувре.

Чтобы облегчить им задачу, Хольтиц предложил эсэсовцам бронемашину и отделение солдат, которые прикроют здание с улицы, пока четыре офицера будут добывать гобелен.

Изуродованный шрамом оберштурмбаннфюрер, видимо, был сбит с толку. Он заявил, что свяжется по радио с Берлином для получения дальнейших указаний и вернется через час. Еще раз выкрикнув гитлеровское приветствие, он удалился.

Четверка никогда более не попадалась фон Хольтицу на глаза. Драгоценный гобелен, который им было приказано спасти от союзников и на котором был изображен уникальный момент в истории, остался в Лувре. На 84 квадратных ярдах ткани придворные дамы Вильгельма Завоевателя девять столетий назад вышили сцену, которую так и не удалось запечатлеть кинооператорам Адольфа Гитлера: вторжение в Англию.

25

Небольшой яблоневый сад недалеко от Экуше был окутан такой же непроницаемой тьмой, как и та, что двое суток назад помогла незаметно уехать подполковнику Жаку де Гийбону. В штабном фургоне под увешанными плодами деревьями, из которого он наблюдал отъезд де Гийбона, генерал Жак Филипп Леклерк прислушивался к перестуку пишущей машинки: канцелярист допечатывал последние слова только что продиктованного им приказа из восьми пунктов. Всего через шесть с половиной часов, в 6.30 утра, Филипп Леклерк и солдаты его дивизии начнут преодолевать последние 122 мили путешествия, которое он начал 4 года назад: в пироге через реку в британскую Нигерию, граничившую с французским Камеруном. Леклерк вновь пробежал глазами приказ: «Я требую, чтобы на этом марше, который приведет дивизию в столицу Франции, все вы приложили максимум усилий, что, я не сомневаюсь, вы и сделаете». Леклерк взглянул на часы, затем подписал приказ и поставил дату. Была полночь.

Бургдорф, Фегелейн и эсэсовский помощник Гитлера гауптштурмфюрер Гюнше в мрачном молчании слушали генерал-оберста Йодля, который, вытянув на столе руки, докладывал ситуацию на Западном фронте. Гитлер вновь потребовал, чтобы этот доклад предшествовал сообщениям с Восточного фронта. Фюрер, отмечал позднее в своем дневнике Варлимонт, слушал Йодля сидя, при этом его правая рука, лежавшая на карте, слегка дрожала.

Когда Йодль закончил, Гитлер дернул головой. Хриплым от злости голосом он спросил: «Где мортира?» На этот раз у генерала Варлимонта были для него приятные новости. «Карл» и состав с боеприпасами достигли Суассона — менее 60 миль от Парижа. Еще через сутки, доложил Варлимонт Гитлеру, «Карл» будет во французской столице.

При мысли, что эта пушка, обладающая колоссальной разрушительной способностью, вскоре будет в Париже, Гитлер удовлетворенно пробурчал что-то. Затем бросил: «Йодль, пишите». Слова понеслись таким бешеным потоком, что степенный Йодль едва поспевал записывать.

— Оборона парижского плацдарма, — заявил Гитлер, — имеет наивысшее значение для военных и политических планов. Потеря города может привести к утрате всего побережья к северу от Сены и лишить нас площадок для запуска ракет, предназначенных для дистанционной войны против Англии.

— Вся история свидетельствует, — продолжал он, — что потеря Парижа неизбежно приводит к потере всей Франции.

Гитлер напомнил верховному командующему на Западе, что для обороны города он выделил две бронетанковые дивизии СС. Он распорядился, чтобы восстание в Париже было раздавлено любыми мерами, включая «полное уничтожение целых городских кварталов», что будет значительно легче сделать с прибытием «Карла», и «публичную казнь главарей восстания».

— Париж не должен попасть в руки противника, а если это случится, то он должен найти там лишь одни развалины, — закончил он.

Когда Гитлер замолчал, в бункере повисла тишина. Слышно было только равномерное жужжание вентиляционного оборудования и шуршание карандаша в руках Йодля, лихорадочно пытавшегося зафиксировать последние слова фюрера.

* * *

В окутанном тьмой Меце, расположенном в каких-нибудь 35 милях от франко-германской границы, темные махины танков с лязгом катились по брусчатке мостовых, отшлифованная поверхность которых была почти истерта ногами трех поколений немецких завоевателей, рвавшихся по этой дороге к сердцу Франции. В трясущихся машинах пытались, насколько это было возможно, поспать солдаты, измотанные длинным маршем на юг от самой Ютландии. Это были солдаты, о прибытии которых Дитрих фон Хольтиц не был информирован, подкрепления, которые вынудили бы его сражаться за подчиненный ему район. Они представляли собой первые подразделения прибывавшей во Францию 26-й бронетанковой дивизии СС. Как и воины 2-й бронетанковой дивизии, расквартированной в яблоневом саду в Экуше, они тоже направлялись в Париж. Им оставалось пройти всего 188 миль.