Гори, гори, моя звезда! - [37]

Ароматнее была.

Роза, друг мой! роза, радость!»

Так солнце розе говорило,

Прекрасна роза та была;

Казалось, счастие садило

Ту розу, так она жила;

Роскошно, радостно цвела.

Послушавшись цветов владыки,

Свою любовь ему дала;

И рад был неба царь великий…

Светлей в лазури заблистало…

Он приласкал ее лучом…

Но роза бедная увяла,

Спаленная его огнем.

Ноктюрн

Месяц встал и озаряет

Сад серебряным лучом,

Свет таинственный играет

На лугах и над прудом.

Дышит всё прохладой сладкой,

Тишина среди полей.

И, как будто бы украдкой,

Песню начал соловей.

Он поет восторги счастья,

Громче песнь, слышней она!

И любви, и нежной страсти

Переливная полна.

Но тоска мне душу сжала,

Слезы льются из очей.

Вспомнил я: она певала,

Как поет мой соловей.

И пред мной встает былое:

Много счастья утекло,

Много, много горе злое

Мне на сердце ран зажгло.

Не расстаться мне с тоскою,

Не вернуть мне прежних дней,

И я слушаю с слезою,

Как поет мой соловей.

1849

Василий Степанович Межевич (1814–1849)

Добрый домовой

Ночью, как в избе всё спало,

Добрый домовой

С казака снял покрывало,

Грудь закрыл рукой.

Поутру полна вся хата:

Батраки пришли

И за соль, за рыбу злата

Много принесли.

Ночью, как в избе всё спало,

Добрый домовой

Тянет с деда покрывало,

Грудь закрыв рукой.

Утро; старика толкают;

Вот проснулся он.

И о чем же извещают?

Внук ему рожден.

Ночью, как в избе всё спало,

Добрый домовой

Тихо сдернул покрывало

С девы молодой.

Он исчез; стучат у хаты,

Сонную зовут.

Кто? Зачем? Красавца сваты

Жениха ведут.

Как я был дитя, всё спало,

Добрый домовой

Снял с дитяти покрывало,

Грудь закрыл рукой.

Ранним утром, чуть зарею

Стал восток алеть,

Я бандуру взял и строю,

Стал играть и петь.

Семен Николаевич Стромилов

«То не ветер ветку клонит…»

То не ветер ветку клонит,

Не дубравушка шумит —

То мое сердечко стонет,

Как осенний лист дрожит;

Извела меня кручина,

Подколодная змея!..

Догорай, моя лучина,

Догорю с тобой и я!

Не житье мне здесь без милой:

С кем теперь идти к венцу?

Знать, судил мне рок с могилой

Обручиться молодцу.

Расступись, земля сырая,

Дай мне, молодцу, покой,

Приюти меня, родная,

В тесной келье гробовой.

Мне постыла жизнь такая,

Съела грусть меня, тоска…

Скоро ль, скоро ль гробовая

Скроет грудь мою доска!

К птичке

Благовестница природы!

Спой для праздника весны

Песню горней стороны,

И веселья, и свободы!

Расскажи мне, как на воле,

Ты, беспечная, живешь?

С кем знакомства ты ведешь;

Что поешь в лазурном поле?

Птичка, птичка! Как, откуда

Ты взяла такой наряд?

Как роскошен, как богат!

Что за прелесть, что за чудо!

Расскажи мне – в час ненастья

Есть ли где тебе приют?

Кто с тобою делит труд,

Есть ли в ком к тебе участье?

Где твой дом: на ветке ль гибкой,

Аль на мягкой мураве,

Аль в небесной синеве,

Аль над током влаги зыбкой?

А зимой, как снег да вьюги

К нам на север налетят,

Птички что-то не видать…

Знать, гостит она на юге.

Страшно, птичка! даль да море

Да чужая сторона!

Али вечно там весна,

Аль зимы не страшно горе?

Нет, не верю! Я певунью

От метели заслоню,

В теплой келье схороню

До весны мою летунью!

Аполлон Александрович Григорьев (1822–1864)

«Да, я знаю, что с тобою…»

Да, я знаю, что с тобою

Связан я душой;

Между вечностью и мною

Встанет образ твой.

И на небе очарован

Вновь я буду им,

Всё к чертам одним прикован,

Всё к очам одним.

Ослепленный их лучами,

С грустью на челе,

Снова бренными очами

Я склонюсь к земле.

Связан буду я с землею

Страстию земной, —

Между вечностью и мною

Встанет образ твой.

1842

«Нет, за тебя молиться я не мог…»

Нет, за тебя молиться я не мог,

Держа венец над головой твоею.

Страдал ли я, иль просто изнемог,

Тебе теперь сказать я не умею, —

Но за тебя молиться я не мог.

И помню я – чела убор венчальный

Измять венцом мне было жаль: к тебе

Так шли цветы… Усталый и печальный,

Я позабыл в то время о мольбе

И всё берег чела убор венчальный.

За что цветов тогда мне было жаль —

Бог ведает: за то ль, что без расцвета

Им суждено погибнуть, за тебя ль —

Не знаю я… в прошедшем нет ответа…

А мне цветов глубоко было жаль…

1842

«Тихо спи, измученный борьбою…»

Тихо спи, измученный борьбою,

И проснися в лучшем и ином!

Буди мир и радость над тобою

И покой над гробовым холмом!

Отстрадал ты – вынес испытанье,

И борьбой до цели ты достиг,

И тебе готова за страданье

Степень света ангелов святых.

Он уж там, в той дали светозарной,

Там, где странника бессмертье ждет,

В той стране надзвездной, лучезарной.

В звуках сфер чистейших он живет.

До свиданья, брат, о, до свиданья!

Да, за гробом, за минутой тьмы,

Нам с тобой наступит час свиданья,

И тебя в сияньи узрим мы!

1845

«С тайною тоскою…»

С тайною тоскою,

Смертною тоской,

Я перед тобою,

Светлый ангел мой.

Пусть сияет счастье

Мне в очах твоих,

Полных сладострастья,

Томно-голубых.

Пусть душой тону я

В этой влаге глаз,

Всё же я тоскую

За обоих нас.

Пусть журчит струею

Детский лепет твой,

В грудь мою тоскою

Льется он одной.

Не тоской стремленья,

Не святой слезой,

Не слезой моленья —

Грешною хулой:

Тщетно на распятье

Обращен мой взор —

На устах проклятье,

На душе укор.

1846

«Я ее не люблю, не люблю…»

Я ее не люблю, не люблю…

Это – сила привычки случайной!

Но зачем же с тревогою тайной

На нее я смотрю, ее речи ловлю?

Что мне в них, в простодушных речах

Тихой девочки с женской улыбкой?

Что в задумчиво-робко смотрящих очах