Горение. Книги 3,4 - [61]

— Потому что никогда не было свободной печати.

Бурцев удивился:

— Не вижу связи…

— Прямая связь, — возразил Турчанинов. — Поскольку всё везде закрыто, люди стремятся утвердить себя причастностью к секретам, — проявление обычного человеческого самолюбия, форма самовыявления…

— Занятно, — откликнулся Бурцев, оглядев Турчанинова еще раз; глаза его потеплели, прежней настороженности в них не было. — Вы оригинально мыслите. Скажите-ка, а вы с Герасимовым встречались?

— Дважды.

— Где?

— В северной столице. Был командирован за дополнительными материалами по государственной преступнице Розалии Люксембург, когда она была схвачена в Варшаве.

— Опишите-ка мне его, пожалуйста.

— Извольте… Высокого роста, шатен с легкой проседью, усы подбривает, чтобы повторяли форму рта, губы чувственные, полные, нос прямой, особых примет на лице нет. Во время выездов на конспиративные встречи и самоличного наблюдения за интересующими его персонами имитировал хромоту…

— Сходится, — Бурцев даже в ладони хлопнул (пальцы длинные, как у пианиста). — Некий охраняемый полицией чин хромал на процессе против депутатов Первой думы.

— Меня уполномочили попросить вас, Владимир Львович, — если почтете возможным — передать раннюю фотографическую карточку Герасимова, поры его службы в Самаре…

— Передать не передам, а вот сходить в мастерскую портретов месье Жаклюзо можем. Если хорошо оплатите, он сделает копию в два дня, работает виртуозно…

<4>

«Дорогой Юзеф!

После того, как Ядзя [14] начала работу с Влодеком [15], выявилось множество интереснейших подробностей.

Начну с того, что Нэлли [16], оказывается, передавала дедушке Герасиму [17] про все шалости [18] толстяка [19], особенно когда они собирались на чай [20].

Впрочем, Влодек говорит, что Нэлли ябедничала [21] не столько дедушке Герасиму, сколько дяде Климу [22], а тот уже передавал старику.

Таким образом, плуты выдавали зоркому родительскому оку, каким по праву являются дедушка Герасим и дядя Клим, все, что происходило, когда детвора [23] встречалась, чтобы придумать новые проказы.

Толстяк про Нэллечку ничего не говорил, жалел бедненькую, вот ведь какая доброта и благородство! Только он не знал, утверждает Влодек, что она сама шептала обо всех проделках Климу,

Фотографию дедушки Герасима я тебе отправил с Халинкой, передаст в собственные руки; постарел ли он, как ты находишь? [24]

Как поступать дальше с нашими шалунами? Ты у меня славный и мудрый педагог, подскажи.

Твой Големба»[25].

<5>

«Дорогой Мацей!

Спасибо за письмо. Очень рад, что твоя учеба идет так хорошо.

Наша беда в том, что мы мало и недальновидно думаем о будущем, когда нам понадобятся высокоталантливые исследователи. Не называй меня фантазером. Я в это верю. А все то, во что по-настоящему веришь, — сбывается, если в подоплеке веры лежит не смрадное суеверие, но знание, базируемое на науке.

Теперь по поводу наших шалунов.

Поскольку Халинка еще не приехала (видимо, остановилась в Берлине у сестры [26]), я лишен возможности полюбоваться на любимого дедушку [27].

Жаль, конечно, потому что я не смогу ответить на твой вопрос, насколько он постарел и осталось ли в его чертах сходство с портретами поры молодости.

В твоем письме для меня немало интересного. Но я ставлю один главный вопрос: если проказница Нэлли знала о том, что толстяк наушничает милому дедушке, то отчего Влодек, рассказав про другие ее шалости, об этой до сих пор таит, даже после того, как девушка удалилась из монастырской школы? [28]

До тех пор, пока она открыто не подтвердит Влодеку недостойное ябедничество [29] толстяка, мы не можем журить его; самое досадное — зазря обидеть человека. Хотя чем больше я думаю о том, что мне довелось видеть своими глазами в Пальмире [30], тем тверже убеждаюсь, что мое предположение, увы, правильно. Признаюсь, мне это очень горько. Можно любить человека или не любить, симпатизировать ему или выражать антипатию, но обвинять в проступке такого рода, о каком идет речь, дело чрезвычайно серьезное.

Ты знаешь, что меня связывает давняя дружба с Наташей [31], а она всегда истово защищала и защищает толстяка, считая, что его все не любят за вздорный нрав, но мальчишка он — на самом деле — чистый и высоко честный.

У Ламброзо я вычитал, — кажется, в „Гениальности и помешательстве“, — что в Норвегии в середине прошлого века вспыхнула эпидемия пророчеств. Ее назвали „Магдкранкайт“, „болезнь служанок“, потому что шаманили в основном именно служанки, страдавшие истерикой… Особенно ярко это проявлялось в тех местах, где люди были подготовлены к такого рода заболеваниям истеризмом религиозных проповедей, — районы малой культуры, низкой образованности… Может быть, Нэлли относится к такого рода девушкам? Я с нею не знаком, хотя мой старый друг говорил, что она — само совершенство, и все, сказанное о ней Влодеком, сплошная выдумка, недостойная настоящего мужчины…

Надо быть крайне осторожным в обвинениях; лучше простить виноватого, чем наказать невиновного…

Ты просишь совета…

Хорошо было бы свести воедино мнения всех ребятишек [32], знавших толстяка, а уж потом пригласить его на дружескую беседу за круглый стол с чаем