Горение. Книги 3,4 - [201]

— У меня больше нет вопросов к товарищу Богрову. У вас, товарищ Рысс?

— Вы поможете мне получить информацию по дворнику? — ответил тот вопросом, не глядя на Богрова. Щеколдин поднялся, кивнул.

— Мы найдем вас. Отдохните пока что, нервы у вас совершенно измотаны…

Когда Орешек ушел — согбенный, маленький, жалкий, — Щеколдин тягуче спросил:

— А теперь, товарищ Богров, ответьте-ка мне на главный вопрос: отчего вы так испугались, увидав за столиком Рысса?

Богров пожал плечами; он, как актер, почувствовал успех, уверенность вернулась к нему; в голове взблескивали обрывки каких-то красивых слов; явственно слышалось свое имя, повторенное тысячеустной толпой, восторженно и недоумевающе.

— Непонятно? — спросил он.

— Есть два ответа, — сказал Щеколдин.

Богров покачал головою:

— Только один, Николай Яковлевич.

— Какой же? — ищуще спросил Щеколдин, готовясь приблизиться к Богрову, но тот, словно бы почувствовал это, отодвинулся.

— Стыд, Николай Яковлевич. Стыд. Я — на свободе, с отцовскими деньгами в кармане разъезжаю по свету, а этот несчастный, после каторги, после пережитого ужаса, не может ни побриться, ни даже чашку кофе себе заказать — заметили небось, минераль только пил… За что такая несправедливость среди тех, кто борется за всеобщее равенство? Почему так?! Каково мне смотреть ему в глаза мне, барину от революции?

— Оттого-то в террор и идете, Дима, понимаю вас. — Щеколдин вздохнул. — Я теперь принял ваше предложение окончательно, поздравляю вас, товарищ Богров. Но теперь вам предстоит самое главное испытание…

— Я готов на все.

Щеколдин покачал головою:

— Это неправда.

— Правда.

— Нет. Вы же не готовы на предательство?

Богров рассмеялся:

— Да уж, увольте!

Щеколдин, продолжая улыбаться, закончил:

— А ведь придется, Дима… Наша акция не будет успешной, коли вы не сможете нащупать кого-то в охранке…

— То есть?!

— Царь со Столыпиным поедут этим летом в Киев, Чернигов и Ялту. Только там возможно проведение акта. Охранников будет более двух тысяч… Сквозь их кордоны не пройти… Акт может провести лишь тот, кого охранка знает и не боится. Готовы на то, чтобы попробовать приблизиться к ним?

— Вербоваться, что ль? — брезгливо спросил Богров. — Новый Азеф, от которого затем отрекутся как Чернов с Кропоткиным, так и Столыпин с царем?

— Погодите, не злитесь… Ваш отец — звезда на киевском небосклоне… Он бывает в дворянском собрании, где собирается и жандармский корпус, и даже Кулябко, Николай Николаевич, кровавый мракобес, глава охранки… А ну, попробуйте подкрасться, не вербуясь? Наладив добрые отношения… Вербовку партия вам не разрешит, а отношения — что ж, это — другое… В конце концов великий поэт Некрасов во имя святого дела с главным охранником в карты играл… Ну? Как?

Богров ничего не ответил, достал из кармана деньги, присланные Кулябко, протянул их Щеколдину:

— Благодарю вас; здесь четыре тысячи.

Деньги эти Щеколдин вернул Кулябко; тот подержал пачку в руке, улыбнулся:

— Тяжесть эко приятна, а? Оставьте себе, детишкам на конфекты.

— Благодарю, — сдержанно поклонился Щеколдин.

— Это не стоит благодарности… Это — мой долг за время, потраченное вами. Благодарить будет ваш учитель, он ищет вас и ждет, какое-то, как он говорит, крайне важное дело…

Щеколдин знал об этом: наколка на воротилу-сахарозаводчика была богатой, афера могла принести не менее ста тысяч одномоментной прибыли.

— Значит, вы убеждены, что Богров пойдет на безумие? — задумчиво повторил Кулябко. — Решится поднять руку на святое?

— Вполне.

— А — не играет?

— Исключено. Поверьте, все-таки моя профессия приучает к точности, риск слишком велик.

— Вы расстались на том, что Николай Яковлевич прибудет к нему в поместье?

— Да.

— Именно вы или — как мы и уговаривались — любой человек с таким псевдо?

— Как уговаривались.

— Где вы будете летом? В России? Или поедете в Париж?

— Там сейчас сложно… Я буду в Киеве… До начала сезона дождей, во всяком случае…

— Я обращусь к вам за помощью, коли разрешите?

— Конечно. В порядке тренинга — крайне полезная работа.

— Благодарю вас, мой друг, от всего сердца благодарю.

* * *

…Асланов, убивший Орешка той же ночью, когда он вышел из кафе после беседы с Богровым, убрал и своего друга Щеколдина; тело почетного потомственного гражданина, «зверски зарезанного налетчиками-гастролерами», было предано земле; на панихиду приехали коллеги из Москвы и Баку; поминки гуляли красивые, закуски готовил лучший кулинар Киева Микола Ровный; было сказано много слов о покойном; представитель судебной палаты пообещал найти преступников, совершивших это злодейство, поцеловал руку щеколдинской матери; затем разбились по группам; началось обычное в таких случаях обсуждение будущего и осмысление прошлого, а Щеколдина будто бы и не было на земле вовсе…

11 «Только б дети жили иначе…»

…Через несколько месяцев после описываемых событий отец Зоей Мушкат, жены и друга Дзержинского, арестованной охранкой, сделал все, что мог, чтобы получить разрешение на вызволение из тюрьмы внука «Ясика», сына Дзержинского, родившегося в камере недоношенным, сморщенным, крошечным; устроил младенца в приют известного врача Корчака.