Горечь таежных ягод - [4]

— Эх ты, собаковод… — осуждающе сказал Марфин. — Ну кто так делает? Это же будет вопиющая несправедливость. А собаки особенно чутко это понимают. Ты его посадишь, а он подумает: за что, за какую провинность? И возненавидит тебя. Понял?

— Знаешь что? Не суйся не в свое дело. И не учи ученого.

— Злишься? А почему, понимаю. Конечно: перспективный стартовик, классный специалист и вдруг — в собаководы.

— А хоть бы и так.

Они вышли из вольера. Марфин блаженно растянулся на теплом песке, усыпанном рыжими хвоинками. Надвинул на нос пилотку, поглядел на Павлика одним глазом. Неожиданно предложил:

— Хочешь, Рыба, я тебе помогу? Как хорошему парню. Сегодня же пойду к замполиту и поставлю вопрос — я же все-таки групкомсорг. Так и так. Сунули человека на собаководную должность. Против его желания. А в душе — боец-огневик и к тому же не смыслит в этих собаках ни уха ни рыла. Ну, хочешь?

Марфин пальцем сдвинул пилотку, так что она закрыла ему второй глаз. Хитрит он, тонко подначивает или говорит серьезно — попробуй пойми.

— Нет, — сказал Павлик. — Никуда я отсюда теперь не уйду. И приказ уже есть.

Рывком приподнявшись, Марфин уселся по-турецки. Ореховые глаза его в поросячьих белых ресницах плутовато жмурились — ну, конечно, подначивал!

— Слушай, — сказал Марфин. — Слушай и мотай на ус. Поделюсь с тобой моим богатым жизненным опытом.

Покусывая травинку, он стал пространно живописать свою «одиссею сельского механизатора».

Марфин, оказывается, окончил сельхозтехникум и успел поработать бригадиром, трактористом, комбайнером, заведующим фермой. Только не по своей основной специальности — агротехника. Выходило, что его «бросали» туда, где он больше всего был нужен. И он не возражал: раз считают, что его место здесь, значит так оно и есть. Со стороны виднее.

— Нет, — сказал Павлик. — Это неправильно. Человек должен сам определять свое место. То, что ему по душе.

— Конечно, — подтвердил Марфин. — Если это обычные условия. Тогда не спеши, выбирай, прикидывай. Но я имею в виду особую обстановку. Какая, например, тогда была в совхозе. Или возьми армию. Тут тоже особые условия. Ты думаешь, тебя на эту работу назначили случайно? Никак нет, Рыба. Я так считаю: тут нужен самостоятельный человек. Не какой-нибудь, а просто самостоятельный. Вот как ты.

Павлику это понравилось, даже польстило, тем более что Марфин говорил вполне серьезно. Вспомнились и слова майора, сказанные недавно в канцелярии. Командир тоже ведь похвалил его. Правда, во всем услышанном надо еще как следует разобраться.

— Вот иногда говорят: «Этот человек — личность». Ну, в смысле положительной оценки. Как ты думаешь — правильно? — Павлик выжидательно взглянул на Марфина.

— Кто говорит?

— Ну, мало ли кто. Люди говорят.

— Личность — это понятие объемное, — Марфин назидательно поднял палец. — И конкретное. Плохой человек тоже может быть личностью. Но у него при этом могут быть веские качества. Так сказать, характерные.

С этим Павлик не мог согласиться. Ведь, по Марфину, получалось, что майор Вилков сказал про Павлика в неопределенном плане. Как повернешь, так и выйдет.

— Нет, ты не мудри, Марфин. Если уж человек личность, так это очень хорошо. Я так считаю.

— Ну и считай, — отмахнулся Марфин. — У нас, помню, был такой директор совхоза: «я считаю, я полагаю». Все заставлял доильную «елочку» внедрять. Никак не мог понять, что под одну калибровку разные соски не подходят. Пока систему всю не отработали.

— Понятно, — Павлик язвительно сощурился. — У тебя твой коровий подход, наверно, на всю жизнь останется. После животноводческой фермы.

— Слушай, ты, — рассердился Марфин. — Ты мою ферму не задевай, не твоего ума дело. Я ее в передовые вывел, имею за это две грамоты. Понял? А ты вот здесь попробуй заработать.

— И заработаю.

Павлик яростно затоптал окурок, взял лопату и пошел резать дерн. Ему трепаться некогда, работы невпроворот.

Однако Марфин не ушел. Долго сопел, топтался, выкурил еще сигарету, наконец тоже взял лопату, подошел к Павлику.

— Давай помогу.

Теперь-то Павлик понял, почему и зачем пришел Марфин. Дело было наверняка так: вызвал Марфина командир и дал указание «помочь рядовому Рыбину, который назначен на новую для него, весьма ответственную должность. И кстати, как групкомсоргу, провентилировать насчет его настроения, морального духа». Иначе кто бы отпустил Марфина, ведь после обеда по расписанию — занятия по стрелковой подготовке.

А он пришел сюда, занялся «вентиляцией», да не выдержала натура. Конечно, уходить ему никак нельзя. Вот и вынужден проглотить пилюлю.

Они молча работали до самого вечера. Резали, таскали дерн и выкладывали вдоль кромки вольера ровную зеленую дорожку. Выкопали сточную канаву, отремонтировали кран водопроводной колонки.

Вольер преобразился. Часов в шесть Марфин торопливо помылся под краном и убежал, на ходу натягивая гимнастерку.

Павлик посидел, покурил. У ног его, сыто подремывая, лежали обе «сторожевые единицы». Они, видимо, признали его хозяином, хотя он этого пока не чувствовал. Он просто очень устал.

Перед ужином Павлик вернулся в казарму. Удивился: Марфина нигде не было. Подошел к дежурному, спросил. Тот ответил: в увольнении.