Горец IV - [4]

Таны…

Есть среди них такие, как Эйн Глен-Финенский, который остановил расправу над тем, кого считал невиновным. Остановил — рискуя своей жизнью, жизнью и покорностью своих соплеменников.

Но есть и такие, как Мак-Бет Гламисский, что опозорил родовой замок, пролив там кровь заночевавшего в замке сюзерена, — с целью завладеть его уделом.

Последних — таких, как Мак-Бет Гламисский — больше. Словно и не пролегла между кланами Мак-Бетов и Мак-Лаудов пропасть глубиной в пять веков.

И гонят таны своих пастухов, каждый из которых два месяца в году — воин, и своих воинов, каждый из которых девять месяцев в году — пастух, в бессмысленные войны на земли соседних кланов.

Впрочем, гонят ли? Попробовали бы не погнать… Тогда, пожалуй, сами прогнали бы таких танов воины-пастухи… Прогнали — и посадили на их место других, более лихих и воинственных.

Вот отчего трещат на вересковых холмах копья, звенят доспехи, сшибаются, плюясь искрами, голубоватые клинки.

Вот отчего после выигранного боя победители начисто вырезают побежденные кланы. Это — если суров их тан, тан-победитель.

Если же тан мудр, добр и честен, — то вырезают лишь мужчин и мальчиков захваченной деревни…

А уж если мудр, добр и честен тан настолько, что эти черты его характера вызывают даже некоторый ропот среди одноплеменников (как роптал на Эйн Гуса клан Мак-Лаудов), — то тогда тех из мальчиков, кто по малому возрасту своему не достает еще макушкой до уровня тележной оси, оставляют в живых.

(Редко, очень редко бывает такое. В стране, живущей законами кровной мести, обычно не рискуют сохранять жизнь возможному мстителю — «из гнид вырастают вши!»).

Но не глумятся над мертвыми. И не нападают врасплох, обеспечив себе безопасность ночью или туманом. А золото, награбленное у побежденных, — это золото быстро расходится, не обогатив победителей. Ибо при всей воспетой многими шотландской скупости, не стремятся хайлендеры копить ТАКИЕ деньги.

И никогда во время боя тан не сможет вообразить для себя иного места, нежели в первых рядах атакующих.

А уж тем более немыслимо, чтобы кто-нибудь вмешался в ход единоборства, если во время боя два воина не просто сошлись в схватке, а успели выкрикнуть друг другу старинный вызов на поединок.

И вовсе безразлично при этом, принадлежат ли поединщики к благородному сословию или нет. Все равно вмешательство недопустимо… Ни у кого даже мысли такой не возникнет — помогая своему поединщику, нанести врагу удар в спину.

Даже если от этого и зависит исход не одного поединка, а всей битвы. А следовательно — жизнь своего клана.

Но горцы твердо знают, какими тропами следует ходить, а какими — не следует…

Вот почему Черный Воин, недоброй тенью мелькнув на хайлендском горизонте, тут же исчез с него. Хотя он и не успел в полной мере осуществить свою цель…

Но — не может быть для Крагера среды более чуждой, чем окружение воинственных горцев. Совсем иные источники питают их воинственность! И не по силам Крагеру долго носить личину Мак-Крагера.

Да, ведома горцам тропа чести. И не боязнь это проклятия со стороны мага Мерлина или феи Морганы.

(Не очень-то и верят ныне, кстати говоря, в Мерлина и Моргану… Поди, не десятый век на дворе, — а как-никак, конец шестнадцатого столетия от рождества Христова!).

Просто если не уважать противника — то и себя незачем уважать.

Все горцы Хайленда наполовину язычники — и те, кто считает себя католиками, и те, кто к протестантам себя причисляет. Для всех них начало пути в Авалон — шотландский рай — лежит на клинке вражеской клейморы, что после славной битвы исторгнет душу из тела. Вот отчего говорят: веселы войны!

Если кровь — пусть она льется рекой! Если легли трупы — пусть они громоздятся грудами! Почти неведомо хайлендерам примирение, и в ненависти они заходят едва ли не столь же далеко, сколь и в дружбе.

Или в любви…

Этот путь жесток, но честен. По нему можно идти, не уродуя собственную душу.

Во всяком случае, какое-то время…

Да, надолго выпал Хайленд из хода истории. Будто застрял он в той эпохе, когда викинги плавали вдоль побережья на узких, хищных ладьях, увенчанных драконьими головами.

Но, может быть, за то и ценят Северную Шотландию? Многое не сумела она приобрести, — но многое сумела и не утратить.

Как знать, не оттого ли столь богата Шотландия мудрецами и поэтами, что ежеминутно нависающая над головой смерть заставляет с особой тонкостью чувствовать жизнь…

И не оттого ли и сейчас, и через многие века во всем мире будут жадно слушать баллады шотландских горцев, любоваться неповторимым узором тартана или многоцветьем росписи старинных книг…

А во время клановых праздников потомки хайлендеров, которых разметало по свету от Аляски до Австралии, неизменно облачаются в одежду и цвета своего клана — юбку-килт, плед и клетчатую шапочку. На пояс же цепляют споррэн — огромный кошель из тюленьей шкуры.

И говорят о себе в такие дни лишь во множественном числе: «Мы — Мак-Интайры из Лэрга»… «Мы — Канингемы с Барра…»

«Мы — Мак-Лауды из Глен-Финен…»

Но все же, все же…

Говорили в старину: не получит мертвый ни пенни, ни травинки, ни клока шерсти с худой овцы — будь он тан или последний свинопас.