Горе победителям - [22]

Нырнув в люк машины, я захлопнул непрозрачный колпак за собой и удобно лег в кресло. Тотчас меня оплели ремни безопасности, жестко закрепляя тело, руки и ноги. Отдельный ремень обхватил голову. В таком кресле нельзя было даже пошевелиться. Впрочем, это от летчиков и не требовалось. Моя одежда завибрировала, начав массаж мышц, чтобы они не затекли от долгой неподвижности. Я отвлекся от этого массажа и сосредоточился. Послал компьютеру истребителя сигнал готовности. Тотчас меня накрыла пси-волна. Мир померк, но всего на мгновение. А через секунду я уже очнулся истребителем. Я был истребителем! Я был машиной. Огляделся. Вокруг стояли остальные машины, готовые к старту. Сигнал. Открылись шлюзы. Я зашагал к космосу. Вернее, это я привычно отдал команду ногам пойти к раскрытым дверям. Но компьютер истребителя, перехватив сигнал моего мозга, мягко покатил машину вперед.

За время тренировок я уже наловчился переключать внимание и быстро провел перестройку своего сознания, привыкая к тому, что теперь мой мозг управляет не моим телом, а истребителем. Перестроил приоритеты управления. Дело в том, что компьютер и мозг пилота жестко разграничены различными приоритетами принятия решений. Там, где требуется точный расчет, главенство было за компьютером, а где нужна была импровизация – там за пилотом. У меня же благодаря экспериментам Вултона обнаружились кое-какие таланты. В частности, оказалось, что считать я мог не хуже компьютера. Тот, конечно, все равно делал это быстрее, но зато у меня оставалось кое-что и на импровизацию и интуицию. Поэтому я немного сдвинул приоритет, оставив для компьютера только сложнейшие навигационные вычисления. К тому же я мог гораздо быстрее любого хорга ориентироваться в обстановке, поэтому не нуждался в дополнительных «костылях», как я называл программы компьютера, которые должны были помочь пилоту в сложной обстановке. Именно они брали на себя управление, если возникала какая-то неожиданность, давая возможность пилотам разобраться в обстановке. Эти программы я не выключал, но задвигал в самый дальний угол памяти машины, освобождая ее для более полезных дел.

Перестроив таким образом схему управления, я сигнализировал Кораху о своей готовности.

– Долго ты, Кен, – недовольно отозвался командир. Я мысленно пожал плечами. Не объяснять же ему, чем я на самом деле занимался все это время. Любого хорга способно довести до инфаркта знание того, насколько грубо я нарушаю все их инструкции. К тому же мне совсем не нравился тот позывной, которым наградил меня Корах. Кен – в переводе означало «малец», «слабый». Однако я подобрал для этого слова более точный аналог – сопляк. Менять мой позывной Корах отказывался наотрез, и мне пришлось с ним смириться. Но этого своему командиру я так и не простил.

– Это же ваша техника. Мне надо время, – соврал я.

Корах на это ничего не ответил и распорядился взлетать. В скором времени все шесть истребителей покинули палубы и вырвались в космос.

– Построение «клин», все за мной! – прозвучал приказ Кораха.

Я послал сигнал о том, что распоряжение принято. Построение «клин» считалось походным и для боя не годилось. Мое место в этом построении было сразу за командиром справа. Эти места справа и слева всегда отводились для новичков. Тут они были как бы под общим присмотром. Хотя я уже считал себя не новичком, но Корах отказывался определять мне другое место. Самый же опытный пилот должен был лететь чуть сзади строя и выше. Он выполнял роль разведчика и не давал неожиданно приблизиться врагу к клину. Могло показаться, что это построение было странным. Какая разница, как лететь? Но на занятиях мне подробно объяснили, что при таком построении эскадра может лететь гораздо быстрее, чем отдельный истребитель, а затраты энергии меньше. Насколько я понял, там было что-то связано с наложением полей. Вот сейчас мы и летели в этом походном порядке. А вскоре показался астероидный рой.

– Переходим к патрулированию. Внимательнее наблюдаем вокруг.

Лично я не видел смысла в подобном маневрировании. Опять сказывалось неумение хоргов быстро принимать решение в меняющейся обстановке. Этот план был разработан еще на корабле, но там, по данным разведки, обстановка была немного иной. А сейчас, летая около самых астероидов, мы ничего не могли разглядеть в их поле, а нас было видно издалека. В подобной обстановке все преимущества были у нападающих. А их и так было больше. Лично я бы устроил засаду. Посадил часть кораблей на астероиды и приказал бы затаиться, а парочку оставил бы летать внутри астероидного поля. Для юрких истребителей с их мощными компьютерами это было не опасно, но я знал, что высказывать эти мысли Кораху не слишком благоразумно. Все равно ничего не изменит. Можно попросить только чуть изменить план, полагаясь на свой статус в отряде.

– Кри, – вызвал я командира его позывным. – Разрешите мне залететь в рой и посмотреть там. На границе мы слишком на виду, а нас видно издалека.

Сейчас я мог представить, как размышляет Корах, кипя от того, что какой-то Кен вздумал его учить. Однако и отказать мне не мог, помня приказ Вултона содействовать всем моим планам. Сам Корах и не скрывал, что подобным положением дел недоволен. По его представлению, все эти ученые лезли не в свое дело. Насколько я знал, он даже нажаловался на Вултона кому-то наверху, но, судя по тому, что ничего не изменилось, Вултон у руководства пользовался гораздо большим авторитетом. Не в силах помешать моему присутствию в отряде, Корах старался как можно чаще показывать мне, как это все ему не нравится. Я старался не обращать внимания.