Горе невинным - [33]

Филип наклонился к ней:

– Разве тебе не интересно узнать, кто убил твою матушку? Тут и спорить нечего, Мики абсолютно прав. Ее убил один из нас. Тебя не интересует кто?

– Я знаю, это не ты и не я, – ответила Мэри.

– И для тебя этим вопрос исчерпывается? Полли, ты прелесть!

– Не понимаю, что в этом странного? – Мэри немного покраснела.

– Вижу, что не понимаешь… Хм, а я не такой. Я сгораю от любопытства.

– Я не думаю, что полиция сумеет во всем разобраться.

– Вероятно. Они понятия не имеют, с какой стороны подступиться. Мы же находимся в лучшем положении.

– О чем ты говоришь, Филип?

– Мы ведь в этой семье живем. Можем изнутри приглядеться, а значит, и мысли кое-какие появятся. Во всяком случае, у тебя; ты же с ними выросла. Итак, скажи, кто, по-твоему, это сделал?

– Понятия не имею, Филип.

– Тогда попробуй догадаться.

– Право, не знаю и даже не догадываюсь, – решительно ответила Мэри.

– Умная птичка страус вовремя головку в песочек спрячет, – улыбнулся супруг.

– Какой смысл ломать над этим голову? Гораздо лучше ничего не знать. И тогда будем жить по-прежнему.

– Нет, не будем. Тут ты, девочка, ошибаешься. Семя недоверия брошено.

– О чем ты?

– Хм, возьмем Хестер с ее воздыхателем, серьезным молодым доктором Дональдом. Милый человек, положительный, с нравственными устоями. Он не убежден, что это совершила она, но и не уверен полностью в ее невиновности. Потому и поглядывает на нее с тревогой, думая, что она того не замечает. Но она все прекрасно замечает. Так вот! Может быть, это сделала она, тебе лучше знать… Но если не она, то почему не может объясниться со своим поклонником? Спросила бы прямо: «Ради бога, ты думаешь, это я?» Вот что ей следует сделать.

– Действительно, Филип, у тебя богатое воображение!

– К сожалению, дело не в воображении, Полли. Давай возьмем несчастного старого Лео. Свадьба откладывается на неопределенное время, бедняжка Гвенда вся извелась. Не обратила внимания?

– Положительно не понимаю, зачем папе понадобилось жениться в его возрасте?

– Он придерживается иного мнения, но понимает, что стоит ему заикнуться о своих нежных чувствах к Гвенде, и на него первого падет подозрение в убийстве. Щекотливое положение!

– Как тебе в голову могло прийти, что папа убил маму? – содрогнулась Мэри. – Ничего более ужасного я еще не слыхала.

– Ты, видимо, не читаешь газет, Полли.

– Но это не такие люди!

– Убийцей любой может сделаться. Потом, есть еще Мики. Что-то его гложет, странный он и задумчивый. Одна лишь Тина, судя по ее виду, должна иметь чистую совесть. Правда, она всегда умела скрывать свои чувства. Или эта бедная старая Кирсти…

– Это мысль! – Мэри несколько оживилась.

– Кирсти?

– Да. Как бы то ни было, а она иностранка и не член семьи. И вроде последние год-два у нее с головой не в порядке. Я считаю, что она более вероятный кандидат в убийцы, чем кто-либо из нас.

– Бедная Кирсти! – воскликнул Филип. – Не понимаешь разве, что она может произнести те же слова? Что, поскольку она не является членом семьи, мы все ради своего спокойствия тычем в нее пальцем. Ты не заметила, как она сегодня просто оцепенела от страха? Она находится в том же положении, что и Хестер. Что ей остается делать? Убеждать нас в том, что она не убивала свою подругу и хозяйку? Какова цена такого заявления? Дьявольски скверная ситуация, хуже, чем у кого бы то ни было из нас, поскольку она беспомощна и одинока. Каждое слово, что слетает с ее языка, приходится обдумывать, каждый неприязненный взгляд, брошенный ею когда-то на твою матушку, теперь ей припомнят. Безнадежное дело – доказывать собственную невиновность.

– Успокойся, Фил. Мы-то что можем поделать?

– Мы можем всего-навсего попытаться установить истину.

– Каким образом?

– Существуют кое-какие возможности. Надо попробовать.

– Что за возможности? – Мэри растерянно глядела на него.

– О, высказывать некоторые мысли, наблюдать, как люди на них реагируют, ведь им приходится обдумывать свои ответы. – Он замолчал, хотя мысль его продолжала трудиться. – Для преступника высказывания приобретают свой тайный, подспудный смысл, а для невинного… – Он опять замолчал, пытаясь поймать какую-то неосознанную мысль. Филип вскинул глаза и спросил: – Ты даже не хочешь помочь невинному, Мэри?

– Нет! – Слово непроизвольно слетело с ее губ. Она подошла к нему и опустилась на колени у кресла. – Не хочу, чтобы ты вмешивался в эту историю, Фил. Не вздумай расставлять людям ловушки. Пусть дело идет своим чередом. Бога ради, пусть все идет, как идет!

Филип приподнял брови.

– Поживем – увидим, – сказал он. И положил руки на ее гладкую золотистую голову.

Майкл Эрджайл лежал на кровати без сна и напряженно вглядывался в темноту.

Мысль сновала, как белка в колесе, постоянно возвращаясь к прошлому. Почему он не мог избавиться от воспоминаний? Почему перебирал год за годом прожитую жизнь? Какое это имело значение? Отчего столь явственно вспоминалась ему неопрятная, но веселенькая комната в лондонской трущобе, где он обитал? Как там было интересно и весело! А уличные забавы, когда они сходились с другими мальчишками стенка на стенку! А его мама со сверкающими золотистыми волосами! Косметику она применяла дешевую, это он осознал, когда повзрослел. Иногда его настигала ее неожиданная ярость, сопровождаемая увесистыми шлепками (джин, разумеется), а временами приводила в восторг ее бесшабашная веселость, порожденная хорошим настроением. С каким аппетитом они уплетали за ужином рыбу с жареной картошкой, а мама пела душещипательные романсы. Изредка она ходила в кино, конечно, в сопровождении какого-нибудь дяди… так его заставляли их называть. Его собственный отец слинял уже в раннем детстве, когда отцовский облик еще не отложился в памяти ребенка. Мать не баловала сына, но не вытерпела, когда очередной дядя как-то поднял на него руку. «Оставь нашего Мики в покое», – сказала она.