Гордый наш язык - [7]

Слово это южное, и писатели-южане стали употреблять его прежде других. По свидетельству критика А. М. Скабичевского, пустили слово громадный в живой оборот петербургские студенты 60-х годов. Громадный больше огромного, превосходит, конечно, и большой. Но слово пока лишь подбирается к основному своему смыслу, еще и не совсем и не всем понятно. У педагога Е. Н. Водовозовой «огромный круг знакомых» соседствует с новым выражением «громадное большинство». Усиление количества, а не качества. Нераздельная множественность. То же у народников: «громадные силы» - писал П. Лавров.

К концу XIX века важнее становится передать словом громадный значение высокого качества. У Римского-Корсакова, Репина или Короленко это - любимое слово: «громадный талант», «громадное впечатление». Переносное значение слова утверждает и само слово как литературное. Громадный и огромный: который из них больше - показывается на практике. Громадный почти совсем уже поглотил огромного, еще немного - и поминайте как звали! Но не совсем так, ведь оба слова остались, а после того как академик Я. К. Грот решился вставить слово громадный в «Словарь русского языка» (1895), все они стали синонимами, каждое слово со своим оттенком, и каждое новое как более сильное выражение. Громадный, как самое последнее приобретение литературного языка, означает необычайно большой, непомерный.

И что еще важно.

В «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова огромный - основное слово этого ряда, именно оно определяется как очень большой по размерам, тогда как громадный - это очень большой, огромный. Больше, чем огромный, - и только, но точкой отсчета является старое слово огромный. В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова в последних изданиях, полвека спустя, все как раз наоборот: тут огромный - то же, что громадный, а значит, точкой отсчета стало громадный, а огромный к нему примеряется; громадный - очень большой, и без всяких помет. Во времена Ушакова мы только подходили к новому слову, соотнося его с известным; сегодня счисление идет от наивысшей степени, от громадного. Значит, и слово это стало вполне литературным. Но еще в середине XX века учителя делали замечание при употреблении слова громадный. Им это слово казалось трубым.

И в этом случае закономерен вопрос: А что правильнее > Что лучше? Что предпочесть? Никто не знает.

Однако, прежде чем осудить такую позицию, вглядитесь в цепочку признаков, которые управляют движением определений на протяжении сотни лет: большой - очень большой - невероятно большой. Несмотря на усиление эмоции, налицо и движение мысли в слове, сцепление фактов и признаков, которые помогают разуму схватить существенное, наиболее важное в этот момент, сегодня, сейчас. Следует ли отказываться от помощи языка в этом важном, а главное - неизбежном процессе? Зачем?

Шикарное и пикантное

Начнем с забавного примера. Известен целый набор прилагательных, которыми женщины XIX века, по свидетельству писателей, в непринужденном разговоре оценивали мужчин.

В пушкинские времена нет еще особых ухищрений, во всяком случае - на русском языке. Были слова блистательный и великолепный - слишком высокие для простого разговора, пришедшие из церковно-книжно-го языка. По этой причине взамен их обоих постепенно впорхнул в салоны блестящий - слово, которым злоупотребляют и сегодня. Еще в 1839 году А. Н. Греч предлагал вдуматься в разницу между блистательным и блестящим. Но в том-то и дело, что поверхностный ум обращает внимание не на источник или причину блистательности, а лишь на то, что наружно блестит. Можно понять выражение блестящий гусар - гусар в ментике и при шпорах, переливается как индийский петух; но блестящий человек, или блестящий ученый, или, тем более, блестящий мужчина, совсем не гусар, - это, согласитесь, не очень понятно. «Это извращение понятий идет вполне сознательно, - писал в конце XIX века литературный критик, - так как не найдется человека, который не усматривал бы разницы между яркостию какого-нибудь качества или высокого поступка и блеском вычищенного самовара. И что странно: глаголы блистать и блестеть всегда различаются, а блистающий неожиданно становится блестящим. Что за оказия!»

Оказия в том и заключается, что французское brilliant по смыслу одновременно и блестящий и блистающий, но первое слово - короче, а значит, по мнению дам, и лучше. Но этого мало, и XX век в свою очередь породил еще одно слово (по новой моде - иностранное) - элегантный. Не изящный и даже не блестящий, а элегантный мужчина глядит с глянцевых картинок в модных журналах начала века. Элегантный - вот слово, на которое негодовали и наши предки в 30-е годы. Радий Погодин точно выразил брезгливость к элегантному в те времена: «Его внешний вид - э-ле-гантен!» Вид - элегантен, а сам человек?

Он может быть красивым, что само по себе и неплохо. Но барышне неудобно сказать - красивый мужчина: слишком откровенно. Появляется слово интересный. Об интересной бледности своих кавалеров говаривали и пушкинские барышни; внучки этих барышень стали обсуждать интересных мужчин. Заметим деликатную подробность: внешний блеск объекта уже не в цене, важно, интересен ли он сам барышне.