Гордость и предубеждение и зомби - [89]
— Напротив.
— И что же сказала?
— Что вы записались в армию и что она опасается… что ничего путного из вас не вышло. Сами знаете, как искажаются все новости, преодолев большие расстояния.
— Разумеется, — ответил он, кусая губы.
Элизабет надеялась, что теперь он замолчит, но вскоре он вновь заговорил:
— Ас Дарси вы встречались, пока были там? По словам Гардинеров я понял, что вы виделись.
— Да, он представил нам свою сестру.
— Она вам понравилась?
— Очень понравилась!
— Действительно, я тоже слышал, что за последние год или два она на удивление изменилась к лучшему. Во время нашей последней встречи мне это казалось маловероятным. Рад, что она вам понравилась. Надеюсь, у нее все сложится хорошо.
— Не сомневаюсь, ведь она уже преодолела несколько серьезных испытаний.
— А не довелось ли вам бывать в деревеньке Кимптон?
— Что-то не припоминаю.
— Я вспомнил о ней лишь потому, что там располагается приход, который мне причитался. Просто прелестное местечко! И дом превосходный! Меня бы там все полностью устроило!
— А я слышала от человека, не менее осведомленного, что этот приход был оставлен вам лишь по устной договоренности и последнее слово оставалось за нынешним его владельцем.
— Ах, вы слышали. Да, именно так, возможно. Впрочем, я же вам сразу так и сказал, помните?
— И еще я слышала, что вы были отвратительным ребенком, чрезвычайно жестоко обращались со слугами старшего мистера Дарси и пренебрегали его желаниями. А что до ваших недавних поступков, так я не узнала ничего, что заставило бы меня поверить в то, что вы встали на путь исправления, — это касается как ваших долгов чести, так и ваших бастардов, коих не счесть по всей империи его величества.
Уикэм не придумал ничего лучше, как свежо и ароматно испражниться в ответ. Элизабет встала и, ухватив за угол его походную кровать, приподняла ее до пояса. Затем произнесла с приветливой улыбкой:
— Ну же, мистер Уикэм, не забывайте, мы ведь брат и сестра. Давайте же не ссориться из-за прошлых дел. В будущем, я надеюсь, мы с вами будем жить в согласии.
И, вытащив его кровать из додзё, она поволокла ее по лужайке к дому.
Глава 53
Мистер Уикэм был столь встревожен вышеупомянутым разговором, что не решался более сердить свою милую сестрицу Элизабет, затрагивая эту тему, а Элизабет радовалась тому, что ей удалось заставить его замолчать.
Вскоре настал день их с Лидией отъезда, и миссис Беннет оставалось только смириться с грядущей разлукой, которая должна была продлиться не менее года, поскольку супруг никоим образом не разделял ее планов отправиться всей семьей в Ирландию.
— Ах, Лидия! Душенька моя! — причитала она. — Когда же мы снова свидимся?
— Господи, вот уж не знаю! Года через два или три, наверное.
— Пиши мне как можно чаще, милая моя.
— Это уж как получится. Ты ведь знаешь, у замужних женщин на письма времени не всегда хватает. Вот пусть сестры мне пишут. Им все равно больше заняться нечем.
Мистер Уикэм простился с ними примерно так же сердечно, как и его жена. Он сказал лишь несколько слов, пока его кровать грузили в коляску вместе со сменой белья и горшочками с жидкой пищей.
— Превосходный малый, — заметил мистер Беннет, едва они уехали, — не встречал никого лучше. Пожалуй, мне даже нравится, что он такой расслабленный.
Из-за разлуки с дочерью миссис Беннет не находила себе места несколько дней.
— Я все думаю о том, — говорила она, — что нет ничего хуже расставания с дорогими тебе людьми. Без них чувствуешь себя так одиноко.
— Замужество дочери обычно этим и заканчивается, — отвечала ей Элизабет. — Поэтому вы должны радоваться, что пока не выдали замуж остальных четырех.
— Вовсе нет! Лидия покинула меня не потому, что вышла замуж, а только потому, что семинария Святого Лазаря находится в такой дали. Будь она поближе, Лидия бы так скоро не уехала.
Но уныние, вызванное этим печальным событием, вскоре миновало, и в сердце миссис Беннет вновь пробудилась надежда, чему немало способствовали распространившиеся по округе новости.
Экономка в Незерфилде получила распоряжения подготовить дом к приезду хозяина, который собирался заехать сюда на два-три дня, дабы учинить смотр своей новой прислуге и наново укрепленной кухне. Миссис Беннет пребывала в полной ажитации. Она поглядывала на Джейн, то улыбаясь, то качая головой.
— Так, так, так, значит, мистер Бингли приезжает. Впрочем, мне до этого дела нет. Сама знаешь, он нам никто, и я вовсе не горю желанием снова его видеть. Пусть, пусть приезжает в Незерфилд, раз уж ему так хочется. А что, новости верные?
— Вернее некуда, — отвечала ей миссис Филипс. — Миссис Николе вчера была в Меритоне, я увидала ее из окна и вышла ей навстречу, чтобы самой ее обо всем расспросить, и она сообщила, что он совершенно точно приезжает. Он приедет в среду, ну, самое позднее — в четверг. Она сказала мне, что идет к мяснику, чтобы заказать мяса к среде, и разжилась тремя парами уток, которые прекрасно сгодятся.
Стоило Джейн Беннет услышать о его приезде, как она переменилась в лице. Она уже много месяцев не упоминала даже имени Бингли в разговорах с сестрой, но теперь, как только они остались наедине, сказала:
Тайная жизнь самого уважаемого и честного президента в истории США. Его страсть, его сила, его война…
Биографы Авраама Линкольна видели, как выясняется, лишь внешнюю канву событий. Они не были осведомлены ни об истинных устремлениях великого президента, ни о настоящих причинах Гражданской войны между Югом и Севером, ни о масштабах подпольной борьбы, которую втайне от целого мира вел «честный Эйб». Но автор этой книги по нежданному капризу судьбы сделался обладателем уникальных документов, повествующих о том, как Линкольн избавил свою страну от кошмара рабства — всеобщего рабства у вампиров.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.