Гордое сердце - [7]

Схватив с захламленного стола бутылку, он жадно глотнул. Ну попадись она ему, изобьет до полусмерти!

Маккензи обрадовался, когда увидел, что в бане никого нет. Он позвал пожилую скво, дал ей немного денег и попросил натаскать и нагреть воды. Сам он был не в состоянии это сделать — сказывались дни и бессонные ночи, проведенные в седле.

Смыв с себя грязь и пот, он погрузился в чан с горячей водой. Кошмарное напряжение спало — он расслабился.

Пожалуй, не стоит оставаться здесь на ночь. К чему лишние волнения? Питерс не успокоится. Слово за слово, и не оберешься неприятностей. А все его язык! Нет бы промолчать. Но, с другой стороны, надо было поставить Питерса на место. Черт возьми, какие же они недоумки! И сержант, и лейтенант… С дураками вообще опасно дело иметь. Ну хорошо, помоется и не мешкая отправится к Вейкфилду. Генерал, скорее всего, отдаст приказ эвакуировать поселенцев. Не опоздать бы! Иначе люди падут жертвами кровавой бойни. Господи, как же он устал! Представить страшно, что опять придется трястись в седле.

Маккензи не услышал, как скрипнула дверь и кто-то бесшумно проскользнул в баню. Он был в полудреме. Когда чья-то рука коснулась груди, он очнулся.

Маккензи поднял глаза и увидел Эллен Питерс. Она стояла возле чана, гладила его плечи, спину и с зазывной улыбкой пожирала его глазами. Ее намерения не оставляли сомнений. Он резко оттолкнул ее руку.

— Мы здесь одни, нас никто не услышит, — прошептала Эллен.

Ее рука снова потянулась к его мускулистой груди, а в глазах мелькнуло откровенное желание.

С минуту Маккензи молча смотрел на нее. Вот ведь привязалась! Стоит ему появиться в гарнизоне, как она буквально не дает прохода. Конечно, дурнушкой ее не назовешь, но все-таки есть в ней что-то отталкивающее. Поговаривают, будто она весьма доступная особа и столковаться с ней — проще простого. Вот только бешеный характер отца сводит на нет все мимолетные связи этой девицы.

Маккензи старательно избегал ее. Он вообще был убежден, что ни одна женщина не оправдывает причиняемых ею хлопот и волнений.

Завернувшись в полотенце, он поднялся в полный рост.

— Нечего вам здесь делать, мисс Питерс. — Маккензи говорил как можно спокойнее, надеясь, что его сдержанный тон ее образумит. — Отцовского гнева не побаиваетесь?

— Пошел он к черту! — отрезала Эллен. — Для папашки я всего-навсего служанка.

Она дернула за полотенце, и не успел Маккензи опомниться, как ее руки начали ласкать его мужскую плоть.

— Я хочу тебя! — простонала она громким шепотом.

Почувствовав, что его естество откликается на ее прикосновения, Маккензи потянулся за своими кожаными штанами.

Она опять подалась к нему, мешая одеться.

— Нет! — бросил он резко. — Прошу вас, уходите.

— Отвергаешь? Меня? — прищурилась Эллен, не веря своим ушам. Растянув губы в злобной ухмылке, она повысила голос: — Да ты должен благодарить меня только за то, что я дотронулась до тебя, вонючий… — И она непристойно выругалась.

Не глядя на нее, Маккензи одевался. Его спокойствие лишь подлило масла в огонь: мисс Питерс выкрикивала грязные ругательства все громче. Маккензи понял, что попал в ловушку. Шагнув к ней, он сказал:

— Успокойтесь!

Она не унималась, и тогда он закрыл ей рот ладонью. Эллен впилась в нее зубами. Маккензи схватил ее за плечо, стараясь оттолкнуть. Эллен истошно завопила, и сразу же возникло ощущение, что они в бане уже не одни.

Маккензи быстро обернулся. На пороге стоял сержант Питерс.

— Папочка, он хотел меня изнасиловать! — зашлась в крике Эллен.

— Она лжет! — спокойно произнес Маккензи и, отшвырнув девицу в сторону, в упор посмотрел на ее отца.

Тот, каменея лицом, уже расстегивал кобуру.

Сейчас пристрелит, мелькнула молнией догадка. Схватив со стола нож, Маккензи метнул его в сержанта.

В тот же миг раздался выстрел. Помещение бани заволокло дымом. Заголосила Эллен. Спустя мгновение ворвались солдаты. Маккензи вступил с ними в рукопашную, но силы оказались неравными. Питерс привел с собой роту солдат. Маккензи сбили с ног, и посыпались удары сапогами по голове, ребрам, животу. С особым остервенением солдаты пинали его по ягодицам, стараясь побольнее ударить в промежность.

А потом глаза застлала красная пелена, и Маккензи провалился в кромешную тьму.

Он медленно приходил в себя. Голова раскалывалась. Малейшее движение причиняло адскую боль. Маккензи долго не мог понять, где он.

Постепенно глаза освоились с темнотой. Вокруг тюки, коробки, свертки… Понятно! Он на складе.

Маккензи попытался привстать, но не смог. Ясно! Его связали. Сделав попытку дотянуться ладонью до лица, он скрипнул зубами от боли. Веревки, туго стягивавшие запястья и щиколотки, были перехвачены третьей веревкой. Не имея возможности распрямиться, Маккензи попробовал ослабить путы на запястьях, но тотчас острая боль полоснула грудную клетку.

Минуту он лежал не шевелясь. Было тихо. Снаружи не доносилось ни звука. Он напряг слух, но услышал лишь собственное прерывистое дыхание. Интересно, что сейчас — день или ночь? Дотянись он ладонью до лица, смог бы по отросшей щетине определить, как давно здесь валяется. Как только пришел в баню, сразу побрился. Сколько времени прошло? Часа четыре? Восемь? Может, больше? Неужели он убил Питерса?