Гордое сердце - [3]

— Мне не хочется рыться в личных вещах человека, — смущенно произнесла Александра. — Это вмешательство в частную жизнь.

— Смерть — тоже вмешательство в жизнь, — мрачно сказал доктор. — Если бедняга не придет в сознание, то умрет, какими бы незначительными ни были остальные повреждения. Ведь тогда он не сможет ни есть, ни пить, верно? Тяжело, когда человеку приходится умирать среди чужих.

Пэйс снова посмотрел на незнакомца в постели Александры. Осунувшийся, с пепельным лицом, человек лежал на спине, уставив длинный нос в потолок. Он выглядел так, словно уже умер, хотя было видно, что его грудь слегка вздымается и опадает. Девушка сглотнула подступивший к горлу комок.

— Пожалуйста, помогите мне просмотреть вещи. — Мальчики уже принесли кожаную сумку, которая была приторочена к седлу незнакомца. Александра неуверенно взяла ее, положила на стол у окна и отступила, глядя, как доктор расстегивает ремешки и смотрит внутрь.

— Без сомнения, богач, как я и думал. — Пейс вытащил белье, два прекрасных белых шейных платка, пару аккуратно свернутых чистых рубашек, и отложил их в сторону. Потом развязал толстый кошелек, и на минуту застыл от удивления. — Только глупец носит с собой столько денег, — откладывая кошелек, заявил он. — Или глупец, или меткий стрелок, — уточнил он, осторожно вынимая из-под пары чулок длинноствольный пистолет.

— Или преступник, — заметила Александра. — У него в кармане куртки был еще нож.

— Плюс маленький пистолет в сапоге, который мне пришлось разрезать, — задумчиво проговорил Пэйс. — И нигде никакого имени, — вытряхивая из мешочка последние вещицы, добавил он. Набор серебряных бритв, небольшой флакончик духов, расческа, зубная щетка и складной металлический стаканчик упали на кровать. В покрытой эмальью коробочке для нюхательного табака осталось немного мелкого белого порошка. Доктор, взяв щепотку, поднес ее к носу. — От головной боли, — высыпая порошок назад, объяснил он. — Нигде никаких инициалов. Только буква «Д». Такая же, как на этом удивительном перстне. — Доктор указал на тумбочку, где лежало снятое с руки незнакомца украшение. — Сапфир, если я не ошибаюсь, в оправе из оникса. Должно быть, очень дорогой. Интересное оформление. Он мог бы поведать нам о многом, если быть уверенным, что перстень не краденый. И даже в этом случае драгоценность может помочь. Я прихвачу ее с собой и попрошу викария высказать свое мнение. Преподобный отец превосходно разбирается в украшениях, картинах и других предметах роскоши, — с рассеянным видом продолжал доктор. — Вечно проповедует отречение от мирских благ, а у самого целая коллекция книг об аристократических поместьях и о жизни знатных господ. — Он опустил перстень в карман. — В переметной сумке у нашего незнакомца лежат лупа, карта и еще один пистолет. Слишком необычные вещи для прогулки в сельской местности. Зачем? Может, он вор? Или какой-нибудь шпион? Или занимается другим смертельно опасным делом? Я вовсе не уверен, что вы должны оставить этого человека здесь.

Пока доктор складывал назад вещи, которые нашел в переметной сумке, Александра смотрела на их хозяина. Теперь, когда они переворошили имущество мужчины, лежащего без сознания, он казался еще более беззащитным.

— Кем бы ни был этот незнакомец, сейчас он едва ли сможет причинить нам какой-нибудь вред, — сказала девушка. — Кроме того, переезд может убить его.

— Да, может, но я беспокоюсь о вас. — Доктор нахмурился, озабоченно глядя на Александру. — Послушай, девочка, дело серьезное. Сомневаюсь, что он сам стрелял в. собственную лошадь. Тот, кто это сделал, наверняка захочет, чтобы раненый не выздоровел. Возможно, мне стоит отвезти его в город, пусть даже это небезопасно для жизни больного. Опасность, угрожающая вам, может оказаться гораздо большей.

Александра подняла голову.

— А кто узнает, что он не умер? Никто, если мы сами об этом не проговоримся. Если я увижу каких-нибудь подозрительных людей, то сразу же сообщу вам. Думаю, этот человек должен остаться здесь. Не хочу быть причиной его смерти.

— Его смерть и так, может, стоит у порога, — с грустью констатировал доктор. — Каждый час, проведенный в бессознательном состоянии, отнимает у него все больше шансов выжить. Если больной не очнется к утру, сомневаюсь, что вообще очнется.

— Чем я могу помочь? — спросила она.

— У тебя хватит сил на целый батальон раненых, детка. Но сейчас все зависит только от него. Мы можем лишь молиться.

— И все же, кроме молитвы? — с отчаянием в голосе произнесла Александра.

— Холодные компрессы на лоб. Может начаться лихорадка — если больной выживет. Жар уничтожит инфекцию. Но в этом есть и определенная опасность. Для него и для тебя. — Девушка не шевельнулась. Доктор вздохнул, взял свой саквояж и направился к двери. Потом оглянулся. — Не спускай с незнакомца глаз. Пусть один из братьев сидит вместе с тобой. Нельзя допустить, чтобы больной бился. Нельзя также, чтобы он очнулся в бреду и принял вас за врагов. Согревайте раненого. Удерживайте на месте. Если очнется, дайте ему пить. И пошлите за мной в случае хоть каких-нибудь перемен.

За долгие часы, которые Александра провела у постели полуживого мужчины, не произошло никаких перемен. Мальчики входили и выходили, с беспокойством посматривая на него. Они становились все мрачнее, когда сгустились сумерки, и легкие тени заполнили комнату. Александра попросила Вина сменить ее, чтобы приготовить ужин. Все торопливо поели, хотя трапеза напоминала скорее пикник — хлеб и сыр, холодный мясной пирог, яблоки и орехи. Обычная веселость сменилась напряженностью, ощущением того, что наверху идет борьба жизни со смертью. Девушка поспешила к раненому. Еще не совсем стемнело, когда она зажгла лампу, села в кресло у кровати и принялась всматриваться в лицо больного, надеясь увидеть признаки улучшения.