Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских - [39]

На вопрос, как это было возможно, что 150 000 хорошо вооруженных воинов Адыгеи не смогли нанести большого вреда русским, можно ответить, что ведь вся гигантская мощь России не была в состоянии в течение срока целой человеческой жизни принудить этот народ к подчинению. Кроме того, 150 000 вооруженных – еще не 150 000 солдат, которых можно по желанию перемещать и направлять. Надо принять во внимание, что не все могут идти на войну, потому что в таком случае их семьи и они сами должны были бы умереть с голоду, что концентрация больших масс в настоящее время не возможна, т. к. народ не имеет ни военной организации, ни продовольственных магазинов, ни начальника, ни запаса пороха, и даже если бы эти трудности были устранены, то незнание правил ведения войны, недостаток в артиллерии и хорошем вооружении делает для адыгов невозможным наступательное продвижение вперед против русских и сопротивление в открытом сражении. Однако как нерегулярные вспомогательные отряды они оказали бы большую пользу регулярным войскам, чем русские казаки или арабские и турецкие баши-бузуки [49]. В оборонительной войне против турок и русских они сделали больше, нежели можно было от них ожидать.

Русские военнопленные и перебежчики были с незапамятных времен единственными европейцами, которые ступали на землю Адыгеи, и так как число их, особенно перебежчиков, очень значительно, то мы должны на этом остановиться немного обстоятельнее.

В России издавна принято зачислять политически осужденных офицеров и солдат сомнительного поведения и т. д. в Кавказскую армию. В течение многих лет весь годовой контингент рекрутов из польских провинций также направлялся туда. Если уже во всей русской армии много ненадежного элемента, который удерживается только железной дисциплиной, то на Кавказе его особенно много. Обстоятельства таковы (и правительство это знает), что осужденные принуждены носить солдатское платье и сражаться против врага, хотя бы они и желали перейти к нему.

Почему тысячи осужденных, которые рассматривают службу в Кавказской армии равносильной ссылке в Сибирь, предпочитают лучше переносить свой тяжелый жребий, чем перейти к врагу царя, известно немногим. Русский солдат, который бежит к абазам, принимается не как друг или гость. Первая мысль абаза, что перебежчик – подосланный шпион или изменник; и действительно, встречалось раньше, что солдаты или в солдатское платье переодетые офицеры посылались изучать страну. Многие проводили там много лет и вели тяжелую жизнь раба, им редко удавалось бегство; многие за свое слишком большое рвение к службе платили жизнью.

Перебежчик рассматривается тем, кто его первый встретит, как его собственность, как хорошая добыча; если он имеет лошадь, оружие и деньги, то все это у него отбирается, даже одежду на теле оставляют редко. Адыг ведет его в свой двор, там бреет ему голову, накидывает на него изодранное в куски платье, и он остается во дворе как раб так долго, пока владелец не пожелает продать его дальше. Обычно же его держат в доме, особенно если он хороший ремесленник, например, кузнец или шорник. В таком случае хозяин покупает ему необходимые инструменты, устраивает мастерскую и получает прибыль от его работы. Если он ничего не умеет, его употребляют для полевых работ, ухода за скотом и всяких хозяйственных работ.

Если семья им довольна, ему предлагают вступить в брак. Если он с этим соглашается, то владелец ищет девушку-рабыню, чтобы купить ее ему в жены. Свадьба происходит с такой же торжественностью, как и у свободных, и с этого времени беглец вступает в племя рабов (пшитль-тлако). Его дети, так же как он сам и его жена, делаются собственностью его господина.

Таким образом, женившись, русский беглец становится под покровительство тех же законов, которым подчиняется каждый абаз из племени рабов. Неженатый же может быть продан и использован по произволу хозяина. Для него опасно оставаться неженатым и по другим основаниям, как мы увидим дальше.

Беглец не получает оружия и не может принимать участия ни в какой борьбе против русских, как бы сильно он этого ни желал; нужны многие годы, чтобы абаз утратил свое недоверие. В черкесских магометанских семействах беглеца принуждают принять их веру. Употребляются всевозможные обманные обещания, лесть, угрозы, чаще же – плохое обращение, чтобы заставить его отказаться от своей старой веры. Если несчастный поддается соблазну, то все-таки не получает обещанной свободы и остается рабом, с ним и обращаются как с таковым. Рабов русского происхождения держат вдали от тех местностей, которые более подвергаются нападениям русских, поэтому их немного в равнинах Шапсугии и Абадзехии; напротив, много в горах, большинство же в Убыхии, куда никогда не достигает неприятель и откуда невозможно бегство. В южных частях Абазии, в местностях, населенных абазскими племенами, осетинами и сванетами, имеется также большое количество перебежчиков, с которыми равным образом обращаются как с рабами. Многих продают турецким купцам и как контрабандный товар доставляют на анатолийский берег, откуда они отправляются дальше в глубину Малой Азии, большей частью в Курдистан. Турецкое начальство закрывает глаза на эту торговлю и не оказывает такому несчастному никакого покровительства. Только немногим удается бежать под покровительство английского или французского консульства, и в этом случае обыкновенно консулы принимают участие в несчастном и доставляют ему возможность получить личную свободу. В стране курдов в Малой Азии имеется большое число таких христианских рабов, их участь там тяжелее, чем у абазов.