Горчаков - [8]

Трудно понять и соображения, которыми руководствовался Наполеон I, затевая поход на Россию, прояснить причины этой войны, ставшей для нашей страны первой Отечественной. Что пытался обрести великий полководец в наших бескрайних снежных просторах? Известно, что в ходе событий, приведших к заключению мира в Тильзите, Александр I убедился, насколько бесплодным было для России истощение собственных сил в угоду интересам союзников. Тогда, вдали от Отечества, у берегов Рейна, российские войска потерпели поражение. Итог противостояния двух государств стал очевиден даже Наполеону. «У России, как и у Франции, должна быть своя национальная политика, следуя которой две державы никогда не столкнутся, и воевать им не из-за чего», — сказал он царю. В ходе первых встреч отношения двух императоров складывались весьма благоприятно. Разрыв был инспирирован силами из их же окружения. Явно и тайно делалось все, чтобы разрушить внешне вполне дружеские отношения двух монархов. Дипломаты были в ту пору, по сути, ключевыми фигурами в межгосударственной политике — носителями и творцами самого ценного, что было тогда в дефиците, — информации. Достоверность сведений, получаемых долго спустя после произошедших событий, трудно было проверить. Формировался климат, в котором легко разрушалось кропотливо выстраиваемое главами государств взаимное доверие. Управлять в кризисные периоды, влиять на стремительно развивавшиеся события было трудно. Политическая интрига вокруг двух императоров закручивалась таким образом, что самодержцы становились орудием в выполнении скрытых от них планов. Сообщения дипломатов зачастую предполагали такое толкование происходящего, которое сеяло недоверие, вело к отчуждению и, в конце концов, к разрыву.

Властители поверженных европейских стран хотели остановить победное шествие Наполеона I, на что и были направлены усилия их политических элит. Недобрую службу сослужили в этом деле дипломаты, бывшие на службе у российского и французского императоров. В окружении Александра I возникло «нерасположение разномастной нашей дипломатии», проявлявшей своеволие, которое искажало политические намерения императора. Российские дипломаты иностранного происхождения, находясь за рубежом, вели «личную политику». Насколько далеко они заходили, свидетельствует возмущенное письмо, направленное в ту пору Александром I одному из своих представителей за рубежом, посланнику в Вене графу Стакельбергу: «Я не могу взирать без удивления на тон, господствующий в Ваших последних депешах. <…> Каждая депеша, к Вам отправляемая, просматривается мною, и потому она может вызвать Ваши возражения, но не критику вроде той, которой Вы ее подвергаете. Приглашаю Вас воздержаться впредь и не ставить меня в необходимость делать Вам подобные замечания, дабы не навредить моему к Вам уважению и справедливости, воздаваемой мною Вашим заслугам»[10].

В этом, по сути, и заключалось «зло», о котором пишет в своем ответе адмиралу Чичагову Александр I. Выводы были сделаны. Александр I ясно усвоил, насколько важно иметь резерв надежных людей, выдвигаемых из национальной среды, преданных Отечеству и императору и получивших соответствующее образование.

Так появился проект создания Царскосельского, Его Императорского Величества лицея, который, как и другие «источники премудрости», призван был приблизить время, «когда в пределах Державы нашей исчезнет мрак невежества»[11]. В жалованной лицею императорской грамоте так были обозначены задачи, стоявшие перед этим учебным заведением: «Некоторое число отличнейшего по талантам и нравственным качествам юношества Мы желали предназначить особенно к важным частям государственной службы…»[12]

Первый лицейский набор стал ответом на веление времени. Пришли в движение именитые, по преимуществу обедневшие фамилии, из тех, кто не в состоянии был дать своим отпрыскам достойного домашнего образования. При наборе в лицей учитывались не одни только заслуги предков и даже не только то, как будущий лицеист сдал вступительный экзамен. Иван Пущин в своих воспоминаниях рассказывает, как его дед, адмирал, андреевский кавалер, лично привез к министру двух своих внуков — кандидатов в лицеисты. И несмотря на то, что оба экзамен выдержали, принят был только один из них, Иван, поскольку, как написал потом министр Разумовский отставному адмиралу, «правительство желает, чтоб большее число семейств могло воспользоваться новым заведением»[13].

Александр Горчаков поступил в только что учрежденный повелением императора Александра I Царскосельский лицей двенадцатилетним подростком. Вступительные экзамены он прошел без труда, продемонстрировав превосходную домашнюю подготовку, а его родословная стала залогом того, что, так же как его деды и прадеды, юный Горчаков готов был к ревностному служению Государю и Отечеству.

Александр Горчаков принадлежал к древнему славянскому роду, восходящему к Рюриковичам — князьям Черниговским, среди которых в летописях упоминается князь Горчаков. В 1681 году, при систематизации родовых имен российского дворянства, род Горчаковых был занесен в знаменитую Бархатную книгу. Род этот, как и многие другие дворянские роды, бесконечно ветвился, так что в XIX веке были уже Горчаковы, между которыми почти невозможно было установить степень родства. Так, уже в бытность Горчакова дипломатом, его дальний родственник, Михаил Дмитриевич Горчаков (1793–1861), князь, генерал от артиллерии, почетный член Петербургской академии наук, который в Крымскую войну в 1854 году командовал войсками на Дунае, с февраля по декабрь 1855-го — в Крыму, затем служил наместником в Царстве Польском, состоял с Александром Михайловичем в столь отдаленном родстве, что родственная связь между двумя Горчаковыми уже не прослеживалась.