Горбун - [8]

В наши дни преподаватели фехтования – добропорядочные просвещенные прекрасно владеющие речью господа. Они хорошие мужья и отцы. Сегодня их ценят в самом изысканном обществе. В семнадцатом веке дело обстояло по-другому. Мастер шпаги был либо приближенный ко двору баловень судьбы, либо бедный бродяга, которому приходилось рисковать жизнью, чтобы заработать свой бокал вина. Третьего, как говорится, было не дано.

Гости трактира «Адамово яблоко» наверное, когда-то знавали лучшие дни. Но в какой-то несчастливый час солнце их успеха закатилось. Таким образом, все они были товарищи по несчастью.

До прихода Кокардаса и Паспуаля они сидели за столами тремя разрозненными группами, между которыми не было никаких контактов. Бретонец не знал никого. Немец общался только с сполетанцем. Испанцы балагурили между собой. Но парижане на то и парижане, чтобы объединить все флаги. Преподаватели фехтования с улицы Круа де пти Шан, что за Поле Роялем, были знатоками всех ударов шпаги и рапиры, распространенных в Европе, и немудрено, что специалисты холодного оружия, собравшиеся сегодня в «Адамов яблоке» охотно сгруппировались в одну компанию, голову которой теперь представляли мэтр Кокардас Младший и брат Паспуаль.

Если привести послужной список всех присутствовавших в кабачке братьев по оружию, то у читателя поднимутся волосы дыбом от ужаса. Шесть висевших на стене шпаг унесли на тот свет больше христианских душ, чем мечи всех палачей Франции и Наварры. Бретонец, если бы ему довелось исполнять роль Харона, мог бы к своему поясу прицепить две или три дюжины человеческих скальпов. Сполетанца в ночных кошмарах терзают двадцать с лишним привидений погубленных им людей. Немец заколол двух гауграфов, троих марграфов, пятерых ринграфов и одного ландграфа, – для полного набора ему не хватало лишь бурграфа. И все это было лишь «цветочками» в сравнении с «деяниями» испанцев, которые и теперь легко могли бы утонуть в крови своих бесчисленных жертв. Пепе Убийца (он же Матадор), всегда говорил о своем коронном ударе, которым он способен враз уложить троих.

Не будем украшать и облагораживать уже знакомых нам Гасконца и Нормандца. Они после первого бокала вина чувствовали себя вполне в своей тарелке в этой компании транспиренейских головорезов. Когда первые бравурные восклицания и хохот поутихли, Кокардас сказал:

– А теперь, мои любезные, поговорим о делах.

Позвали служанку, дрожащую от страха перед этими людоедами, и велели ей принести еще вина. Это была дородная черноволосая немного косоглазая девица. Паспуаль сразу направил в ее сторону посоловевшие глазки и поднялся, желая проследовать за ней под предлогом того, что желает лично проследить за тем, чтобы она в погребе наливала вино попрохладнее. Но Кокардас удержал его за полукафтана.

– Ты, ведь, что-то сегодня мне обещал, дружок? А? – урезонил мэтр своего помощника, после чего брат Паспуаль, тяжело вздохнув, опустился на стул. Когда вино было подано, девицу выпроводили из помещения, запретив ей входить без вызова.

– Итак, красавчики, – возобновил свою речь Кокардас. – Мы не ожидали, я и брат Паспуаль, встретить столь благородную компанию вдали от шума городского, от людных мест и центров, где ваши таланты могут проявиться в наилучшем виде.

– Перец тебе в ноздрю, – перебил головорез из Сполете. – Тебе известен хоть один город, где нам можно найти хорошую работу, тебе самому, caro mio.

И все солидарно покачали головами, разделяя естественную обиду за несправедливое отношение к их мастерству, не имевшего достаточного применения соответствующего вознаграждения. Потом спросил Сальдань:

– А ты часом не знаешь, зачем мы здесь собрались?

Гасконец уже раскрыл, было рот, чтобы ответить, но брат Паспуаль вдруг наступил ему на ногу. Кокардас Младший, не смотря на то, что в тандеме с Паспуалем исполнял роль лидера, имел хорошую привычку прислушиваться к советам мудрого и осторожного нормандца.

– Я знаю только, что нас пригласили…

– И меня пригласили, – вставил Штаупиц.

– Для того, чтобы мы, брат Паспуаль и я, нанесли удар, – закончил гасконец.

– Carajo! – крикнул Пепе Убийца. – Когда есть я, то других уже не приглашают!

Здесь каждый сделал несколько замечаний, варьируя эту тему на разные лады в соответствии со своим красноречием и тщеславием. Затем Кокардас заключил:

– Наверное, нам придется вступить в бой против вооруженной группы.

– Нам предстоит вступить в бой против одного человека, – сказал Штаупиц.

Штаупиц был ближайший помощник господина Пейроля, доверенного лица принца Филиппа Гонзаго.

При этой новости все расхохотались. Кокардас и Паспуаль смеялись громче других, но сапог нормандца по – прежнему придавливал к полу ногу гасконца, что означало: «Оставь этот разговор мне».

И Паспуаль мягко полюбопытствовал:

– Как же зовут этого великана, которому придется сражаться против восьмерых клинков?

– Каждый из которых, сам по себе способен уложить с полдюжины бойцов? – прибавил Кокардас.

Штаупиц ответил:

– Герцог Филипп де Невер.

– Но говорят, что он очень плох, чуть ли не умирает! – воскликнул Сальдань.

– Задыхается! – подтвердил Пинто.