Горбачев - Ельцин: 1500 дней политического противостояния - [127]

(…) Сейчас, перечитывая строки политической хроники декабря, интервью и документы, связанные с образованием содружества, меня не покидает ощущение, что все наши разговоры о торжестве демократии, о правовом государстве — все это пока что мечта, красивая жар-птица из сказки. Даже если СССР себя изжил, даже если центр надо было ликвидировать, даже если Горбачев стал тормозом на пути реформ — почему бы не обсудить это гласно, открыто, а не втайне? Можно понять декабристов, которые тайно готовились выйти на Сенатскую площадь против царя, но никак нельзя понять, почему втайне вершился декабрьский поворот? Почему людей-то не спросили? В 1922 году, когда Союз организовывали, в тайне это не держали. Наоборот, нашли и слова, подходящие моменту, и людям сделали приятное — не обегали их стороной. Что же случилось через много лет? Приведу слова бывшего Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР Константина Лубенченко, который в интервью итальянской газете «Унита» заметил:

— Была завершена блестящая тайная и неожиданная политическая операция, совсем как в военное время… В обычное время я не вижу необходимости для такой скоропалительности. Руководители трех государств могли бы отказаться от подписания Союзного договора, что и сделал в Ново-Огареве президент Ельцин, когда не пожелал первым ставить свою подпись под проектом. Можно было сесть за стол переговоров без центра, обратиться к парламентам с предложением упразднить Договор 1922 года, подготовить протокол. Руководители республик не стали этого делать.

Блестящая тайная операция ставит точку в борьбе России и центра, и вообще в соперничестве в высшем эшелоне власти — сначала в Политбюро, затем в президентских структурах. «Объектом» соперничества был реформатор Михаил Горбачев, а потому и демократы, и партократы при всей нелюбви друг к другу в данном случае были единомышленниками, как бы дополняли усилия друг друга. То, что не смогли сделать «товарищи по партии» с Горбачевым на своих пленумах, доделали минские договоренности.

Убежден, без августа не было бы декабря. Конечно, в целом ставить знак равенства между ними несправедливо, исторически неверно. Видимо, сходство событий этих двух месяцев объясняется отношением к судьбе Президента СССР. Однако не она здесь определяющая, о чем сказал сам Горбачев, отвечая на вопрос об отставке: «Это не актуальный вопрос. Я назвал только один случай, когда я так поступлю. Участвовать в развале страны я не буду».

Насколько правым в своем предчувствии окажется опытный политик увидим.

(…) Из выступлений Б.Н. Ельцина: «Основные позиции и подходы были согласованы еще год назад, когда четыре республики — Беларусь, Казахстан, Россия и Украина — в декабре вели подготовку четырехстороннего соглашения. Оно не было заключено, но его принципиальные положения выдержали испытание временем».

Но дело даже не в том, экспромтом или нет родились документы. На размышления наводит другое. Получается, когда из Ново-Огарева нас торжественно заверяли, что «Союз — будет!», кто-то уже, видимо, знал, что ни Союза, ни Горбачева не будет?

«Все было честно, открыто и законно», — слова президента Кравчука. Но как же открыто? Вспомним: «Выбрали местом встречи Минск, ибо было больше шансов сохранить ее в тайне» («Пари-матч»).

Возвратившись домой, президент Кравчук на киевском аэродроме сказал, что Горбачев знал о встрече.

Читаю интервью Нурсултана Назарбаева:

— Горбачев, как и я, не знал о том, что состоится подписание такого документа.

«Толкователи» декабрьского поворота утверждают: «Назарбаев о Минске знал, с ним разговаривали».

Назарбаев уточняет:

— В предварительном разговоре со мной и Ельцин, и Кравчук, и Шушкевич говорили: они будут обсуждать то, как совместно переходить к рыночной экономике, согласовывать позиции, и обсудят, как дальше быть с проектом о ССГ.

Никак не могу понять: почему столько шероховатостей в поведении политиков? Они как будто страшились, что их не поймут.

(…) Декабрьский поворот открывает новую дорогу в завтра. Уж коль двинулись мы по ней, надо идти, как бы ни было трудно. Сегодня, по-моему, уже ясно: нельзя было перепрыгивать из СССР в СНГ без переходного периода. Нельзя сегодня содружеству жить без координирующих институтов. Без Согласия и Здравомыслия.

Инна Муравьева. Что оставил нам Горбачев? [240] Это было, было…

25 декабря 1991 года ровно в 19.00 первая программа Центрального телевидения познакомила нас с прощальной речью советского Президента. Раскрепостив прессу, он стал первым государственным деятелем в нашей стране такого масштаба, чьи поступки и действия уже при жизни не были закрыты привычным для нас долгие годы: «а об этом низ-зя!». Мы видели его уверенным и ироничным в 1987-м, негодующим — в дни работы XXVIII съезда КПСС, раскованным и элегантным — в гостях у Коля и Буша, взволнованным — у трапа самолета, который вернул его из Фороса.

Мы прожили в «эре Горбачева» почти 7 лет. Конечно, какой срок для истории! Но для каждого из нас… Колоссальный внутренний путь. Ушел страх. Открылись клапаны собственного самоуважения. Великая глупость и великий миф — «общественное — выше личного», или «раньше думай о Родине, а потом — о себе» — развеян. Мы поняли, что без уважения к себе, своему дому, семье не бывает Граждан.