Гора сокровищ - [17]

У Лаймы было много поклонников, но ни с кем из них она не дружила. Однако красивой девочке было приятно постоянно находиться в центре внимания мальчиков. Не раз во время каникул кое-кто из таких воздыхателей, возвращаясь из лесу, якобы случайно забредал к ней во двор, и тогда Лайма гостеприимно приглашала в дом «заблудившегося гостя» и так же любезно его выпроваживала. А потом оставшись одна, хохотала от души.

Теперь же девочке было не по себе.

Ромас лениво потянулся:

— Я на озеро пошел.

Он вытащил из-под куста жестянку с червями, принес удочку.

— Ступай и ты, Йонас, а я Гогялиса подожду, — сказала Лайма.

Йонас растерялся. Договорились пойти на рыбалку, но как оставить гостью одну? Не понимает Ромас, что ли? Он потянул девочку за руку:

— Пошли с нами. На берегу посидишь, рыбу покараулишь. Посмотришь, как мы ловим.

— Ладно, — без особой радости согласилась та. Она почему-то вела себя не так, как обычно. Махнуть бы на все рукой да пойти домой, но что-то удерживало ее…

Вскоре Ромас и Йонас уже стояли по колено в воде, забросив лески. Лайма ждала, когда они что-нибудь поймают, но рыба не шла. Да и поздновато вроде. Недаром отец говорит, что рыба лежебок не любит. И тут послышалось: «Эй, Лайма, держи!» Это Йонас, обернувшись, кинул рыбину на берег. Девочка на лету подхватила серебристую плотву. Снова раздался радостный возглас: «Лайма, не зевай!» Это Ромас. Девочка протянула руку и отпрянула — на землю упал колючий ерш.

Еще раз, потом другой услышала она это «Лайма, лови!». И все! Поплавки замерли на воде.

— Пошли в другое место, здесь ничего нет, — махнул рукой Йонас, собираясь уходить.

Из лесу вышел Гоголь-Моголь со своими дружками. Он вел упирающихся парнишек за шиворот, подталкивая на каждом шагу. Подведя их к палатке, Юргис знаком приказал не двигаться. Затем вытащил из земли колышки, и палатка рухнула.

— А теперь поставьте на место! — гаркнул он.

Подростки поначалу заупрямились, но под суровым взглядом вожака неохотно, негнущимися руками стали укреплять подпорку и вбивать колышки.

— Живее пошевеливайтесь! — покрикивал Гогялис. — Пакостить у вас прыти хватает, а тут копаетесь.

Ребята недоуменно смотрели на них. Вот вам и Гоголь-Моголь, верховод окрестных драчунов!

В конце концов палатку, хоть и кособоко, но поставили.

— Сколько раз валили? — непримиримым тоном обратился к дружкам Юргис. — Три?

— Два!

— Ах, два! Ну так два раза и будете ставить! — сказал как отрезал Юргис, собираясь снова вытаскивать колышки.

Но тут Ромас примирительно сказал:

— Ладно уж. С кем не бывает!

— Как хочешь, — махнул рукой Гогялис.

«Ну и хитер! — подумала Лайма. — Заступился за них перед Гоголем-Моголем и тем самым склонил на свою сторону. Глядишь, и друзьями станут».

И в самом деле, вскоре все добродушно болтали, Йонас показал свою шкатулку с рыболовными крючками, предмет его великой гордости. Каких там только не было: и серебристых, и отливающих золотом, и больших, и поменьше, с загнутым внутрь концом и с прямым стерженьком, с насечками, чтобы не сорвался червяк, с ушками и без ушек, а лишь со сплющенным концом… Все аккуратненько сложены: одни в целлофановых пакетиках, другие в малюсеньких пластмассовых коробочках.

Почти все карманные деньги Йонас тратил на крючки, а остальные снасти мастерил сам. Для этого требовались краски, лак, проволока, жилка… Да мало ли что нужно заядлому рыболову, чтобы перехитрить рыбу. Та, бедная, и не подозревает, сколько уловок и хитростей пущено в ход — лишь бы подцепить ее на крючок. Всем этим премудростям научил Йонаса отчим, с которым они обычно соревновались, кто больше наловит.

— Вот это коллекция! — восхищенно произнес Стасис, по прозвищу Рыжий, который еще недавно со злостью ставил поваленную палатку и обдумывал планы мести за свой позор. Его короткие взъерошенные волосы были такими огненно-рыжими, что издалека казалось, голова парня охвачена ярким пламенем.

— Лучше всего норвежские. И не ржавеют, и сталь хорошо закалена, да и наживка на них прочнее держится, не срывается, — объяснил Йонас и дал всем троим по крючку.

— Может, попробуем? — предложил рыжеволосый Стасис.

— Четырех поймали, и ни с места!

— А на что ловили?

— На червя.

— Так ведь сейчас самая плотва идет! Хлебный мякиш у вас найдется?

Йонас принес хлеба, и они выстроились с удочками в прибрежных зарослях среди желтых кувшинок…

Лайма увидела приближающегося Костаса с учебником в руках.

— Ну как, Костукас, все решил?

Тот молча кивнул.

— Вот и хорошо. А теперь помоги: нужно посудину найти, чтобы рыбу складывать.

Костас молча исчез и вскоре появился с котелком в руках. Они побросали туда рыбу.

— Глянь, какая красноперка красивая, плавники розовые, а сама золотом отливает.

Мальчик на рыбу и не смотрит: во все глаза глядит на нее, на Лайму. Однажды Костасу попала в руки небольшая открытка. Изображенная на ней киноартистка отдаленно напоминала Костасу покойную маму, портрет которой стоял в рамке на столе у отца. Они не были похожи, но Костас улавливал в них что-то общее: у матери были такие же удивительно спокойные и ласковые глаза.

Глядя сейчас на Лайму, он невольно возвращался в мыслях к тем двум женщинам, которых давно не было на свете. Мальчику показалось, что эта медноволосая девчушка со спокойным добрым лицом и темными глазами хранит в себе черточки полузабытых образов.