Гора самоцветов - [40]

Как-то раз заметила она, что на ветле стали появляться сухие ветки: то одна, то другая.

«Ох, не к добру это! — думает девушка. — Не случилось ли чего с братьями на чужой стороне? Надо у них побывать, навестить их».

Пошла она к отцу с матерью, стала проситься к братьям погостить. Испугались старики, начали отговаривать дочку:

— Куда тебе, доченька! Путь долгий, тяжелый — замучаешься, не дойдешь!

— Ничего, дойду! Хоть и устану, зато родных братцев повидаю!

Видят старик со старухой — нечего делать, отпустили дочку.

Нарядила ее мать в белую рубашку, красным шелком расшитую, надела на нее белый шушун[7], золотыми блестками разукрашенный, вышитый шелком да бисером, кумачовым кушаком подпоясала, в косы вплела ленту алую, на шею надела ожерелье из блестящих монеток, голову платочком покрыла малиновым.

Заплакала мать, обняла свою любимую дочку, и упали две ее горячие слезинки девушке на грудь.

— Дочка моя милая, дочка любимая! — говорит мать. — Спасут тебя, избавят, оберегут слезы мои и от беды лихой, и от хвори, и от всякой напасти. Никогда меня, дочка милая, не забывай: и во время трудного пути и при отдыхе. А я о тебе и днем и ночью — всегда помнить буду!

Простилась девушка с отцом, с матерью, взяла узелок с хлебом и пошла в дальнюю дорогу, братьев своих разыскивать.

Долго ли, коротко ли она шла, близко ли, далеко ли — неизвестно: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Прошла девушка много сел, много полей. Идет она дремучим, темным лесом. Вдруг навстречу ей Сыре-Варда[8], лохматая, грязная, на палку опирается, кругом озирается, головой качает.

— Здорово, доченька! Куда идешь?

— Иду, бабушка, в далекий путь: старших братьев своих разыскивать.

— Дай-ка я тебя провожу! Вдвоем-то в пути веселее.

— Пойдем!

Пошла девушка с Сыре-Вардой вместе.

Шли они, шли, дошли до реки.

Говорит Сыре-Варда:

— Эй, доченька, давай выкупаемся, а то тяжко, душно очень!

— Давай, — отвечает девушка.

Выбрали они место — песчаный бережок отлогий, разделись. Девушка, не ожидая беды, — скок в воду! Купается она, прыгает, плещется, а сама закрывает грудь рукой, чтобы вода текучая не смыла материнскую слезу.

А Сыре-Варда тем временем бросила на песок свои старые, грязные лохмотья, скинула стоптанные лапти и давай быстро-быстро одеваться в девушкины наряды. Увидела это девушка и говорит Сыре-Варде:

— Зачем ты мои одежки надеваешь? Не трогай их!

А Сыре-Варда в ответ:

— Надень-ка теперь ты мои лохмотья! Тебе и они хороши будут!

Видит девушка — беда. Заплакала она, закричала:

— Ой, мамушка, мамушка родная! Сыре-Варда надевает мое платье, в мои наряды наряжается, моим платочком покрывается!

Послышался тут голос матери:

— Сейчас, сейчас, дочка! Бегу тебя выручать! Беру я тяжелую палку, буду бить Сыре-Варду.

Это отозвались горькие слезы материнские.

Испугалась Сыре-Варда, бросила скорее девушкину одежду, надела свои старые лохмотья, обулась в свои лапти.

Оделась и девушка в свои наряды и пошла дальше. А Сыре-Варда от нее не отстает, по пятам идет.

— Ой, — говорит, — какая сердитая твоя мать! Только зря она сердилась: я ведь с тобой пошутила! И как это она твой голос услышала?

— Это слезы ее с моей груди отозвались, — говорит девушка.

Промолчала Сыре-Варда, ничего не сказала.

Долго ли, коротко ли они шли — дорога снова привела их к реке. Берега у речки зеленые, вода в речке студеная, а день стоит жаркий, знойный, солнце так и припекает.

Говорит Сыре-Варда девушке:

— Давай выкупаемся, дочка! Легче будет идти!

Хочется девушке выкупаться, от жары прохладиться, от дорожной пыли помыться, да боязно: вдруг Сыре-Варда ее наряды украдет! А Сыре-Варда догадалась и говорит:

— Чего ты боишься? Ты не бойся, не возьму я твои платья-наряды: теперь я вместе с тобой в реку войду, сама купаться буду!

Разделась хитрая ведьма и полезла в воду первая.

Не выдержала девушка: сбросила одежки и тоже в воду вошла. Купаются они, а девушка все прикрывает грудь рукой. Вдруг Сыре-Варда как кинется к ней и давай плескать ей на грудь воду!

Не успела девушка крикнуть, как Сыре-Варда уже смыла с ее груди материнские слезы, выбежала из воды, схватила ее одежки и давай наряжаться.

Заплакала девушка, закричала:

— Ох, мамушка, мамушка родная! Сыре-Варда отняла у меня мои одежки, в мои наряды наряжается, моим платочком покрывается...

Только не отвечает, не отзывается мать.

Долго плакала девушка, но слезами горю не помогла. Вышла она из воды, просила-просила Сыре-Варду отдать ее одежки. А Сыре-Варда и не думает их отдавать. Нечего делать, стала девушка одеваться в старые лохмотья Сыре-Варды. Оделась она и вышла на дорогу. А Сыре-Варда ее уже поджидает.

Взяла она смолы да грязи, вымазала девушке лицо и говорит:

— Твое лицо — мне, мое лицо — тебе!

И стала Сыре-Варда молодая да красивая, а девушка — черная да грязная...

Пошли они дальше. Идет Сыре-Варда, сама твердит:

— Придем мы к твоим братьям — не смей говорить им, что ты их сестрица, все равно не поверят. А если скажешь — не быть тебе в живых!

Долго ли, коротко ли шли, близко ли, далеко ли — неизвестно. Сказка скоро сказывается, да не скоро дело делается. Пришли наконец они в дальние земли и разыскали старших братьев. Говорит им Сыре-Варда: