Гоплит Гай - [5]

Междуречье - богатейшая трана. Трудом имллионов рабов здесь прорыты миллионы каналов и на орошаемых землях - истинный праздник урожая - инжир, фиги, пальмы. Но ка нелгко под обстрелом и атаками персов пересекать все эти многочисленные рвы! А кроме рвов есть и реки. У переправ пять тысяч наемников выстраивали фалангу полумесяцем, выставивляли через щитовые врезы сариссы и садились, прячась от стрел и града пращевых снарядов за стеной щитов, а пять тысяч остальных рыли отводные каналы и обмеляли реку, чтобы ее можно было перейти в походном строю - в испытанном каре.

Единственной радостью, которую дарили реки, было купание, ибо тела воинов давно забыли поцелуи губок с благовонными маслами, с которыми при помощи специальных скребков-стленгидов можно снимать с тела грязь. Но Тигр обмелить было невозможно.

И снова отличился гоплит Гай. Вспомнив свои прежние походы, он дал Ксенофонту отличный совет. Греки перебилы весь скот, который гнали за собой - волов, коз, овец. Из их шкур были сшиты мешки, которые заполнили хворостом. Эти мешкипонтоны соединили ремнями и связали мост, который был покрыт циновками и фашинами из хвороста. По настилу фашин и тронулись на левый берег Тигра гоплиты. Конница до последнего прикрывала переправу, а затем с легкоооруженными пращниками бросилась вплавь. Потерь было мало.

Намничество своим рождением убило спартанскую школу боевого воспитания, в которой веками ковался несгибаемый дух потомственных воинов. Но новая система организации армии на смену этому принесла тренировку, прикладную подготовку, выработку выносливости - совершенствование не духовное, а физическое. И этих качеств профессионализма при отступлении десяти тысяч было достаточно - боевое воспитание тут было просто некому демонстрировать. А эти мужчины, за плечами которых были многие походы, из которых они возвращались с богатыми трофеями, были неплохими профессионалами - они были выносливы и очень любили жизнь. Глядя на них, мужеством проникался даже обоз, заключенный в центре каре - все эти маркитанты и маркитанточки, мастера, лекари, жрецы и рабы.

Десять тысяч упрямо продвигались по левобережью Тигра на север. Они форсировали Фуск, Большой и Малый Заб, взяли город Ларису, лежащий в устье Заната. Здесь, на границе Мидии, в начале земель воинственных кардухов, их, наконец, оставил конвой царских войск - их преследователь Тиссаферн отправился в обратный путь, в Вавилон. Здесь, на этом отрезке пути греков ждал и особый враг - незнакомый им до сих пор хмельной напиток - делил-бад, одуряющий мёд, который пчелы несли то ли с цветов рододендрона, то ли с азалии. Но наемники приноровились и к встреченным визжащим ордам кочевников, и научились выгонять дурь из подлого меда - его вываривали и смешивали с сахаром.

На восточных отрогах Антитавра, в сердце Малой Армении, греков ждало объединенное войско кардухов, таохов, армян и скифинов. Ну что же - "Воины, жертвы нам благоприятны, птицы предвещают удачу, предзнаменования прекрасны. Вперед!" - уже готов был скомандовать Ксенофонт. Он уже обучил армию новой тактике - разделив все войско на лохи (лох соответствовал современной роте), он назначил лохагов (одним из которых стал гоплит Гай) и дал лохагам свободу в маневре. ("На основе организационного расчленения спартанской армии в особых условиях боя на резко пересеченной местности зародилось тактическое расчленение войск. Тактической единицей стал спартанский лох" - профессор, генерал-майор Е.А.Разин).

Но битва не состоялась - прибыла группа туземных парламентеров, которым удалось втолковать, что греки не претендуют на их земли, что им нужен лишь проход и что они идут из Междуречья, где сражались с Артаксерксом. Объединенные силы туземцев, которым был ненавистен персидский монарх, согласились пропустить наемников к Черному морю, которое тогда называли Понтом Евсинским. Да, битва не состоялась, но лишь с неприятелем, а впереди греков ждал кошмар зимнего похода через цепи Южного и Северного Армянского Тавра.

Следующей ночью Гай, который уснул на земле, завернувшись в походный плащ и положив голову на щит, приснилась Снежана. Но она почему-то была не рыжей, а седой. Ее белоснежные волосы укрыли лохага Гая, и он проснулся, задыхаясь. Его с головой покрывало снежное одеяло. В ознобе он встал и ... не увидел соратников. Лишь кое-где из-под снега выходили тоненькие струйки жиденького пара. Те, кто проснулся и догадался, что произошло, не хотели вставать - под снегом было хоть немного теплее. Гай, дрожа, подошел к одной из обозных повозок, натряс из амфоры в ладонь загустевшего оливкового масла и принялся растирать закоченевшее тело. Немного согревшись, он закричал:

- А-ля-ля!

И боевой клич поднял спящую армию.

Они все глубже внедрялись в горную страну, и их ноги, обутые в изношенные сандалии и легкие калигулы, все глубже вязли в снегу. Где же ты, добрая милая Греция, где твое жаркое солнце?!.. Десять тысяч продолжали свой анабасис - восхождение - и не ведали, что уже совсем скоро, через три-четыре перевала они однажды услышат радостный крик Гая: