Гонка по кругу - [107]

Допустим, суператор поддастся уговорам парня и отправится на поиски легенды. Что будет, если на самом деле три станции окажутся заброшенными? Или там будут жить люди, но совсем не ученые, а самые обыкновенные – озлобленные и озверевшие обыватели? Что будет, если убить мечту, рассеять ее, подобно ураганному ветру, разгоняющему молочные громады облаков? Тогда уже никто не создаст чертеж воздушного замка и не построит по нему здание. Исчезнет цель, пропадет смысл куда-либо двигаться, горизонт исчезнет из виду. И метро окончательно низвергнется в беспросветную тьму.

Нет, Кухулин не мог такого позволить. Быть может, однажды появится некто, провозгласит себя выходцем из Изумрудного города и поднимет знамена Утопии, и поведет за собой массы людей, и низвергнет местных князьков, и наконец создаст фундамент, на котором следующие поколения возведут замок, сделанный отнюдь не из воздуха. Этот некто будет местным жителем, а не пришлым суператором…

Быть может, он появится однажды. Но не сейчас…

– Извини, – сказал Кухулин, – но я не могу принять твое предложение.

– Почему? – Леонид вскинул брови, и в глазах появилась детская обида.

– Потому что я ищу свой Изумрудный город, а ты, вы все должны найти свой сами.

Кухулин принял окончательное решение. Не дожидаясь, когда его объявят персоной нон грата в Полисе, когда ему запретят пребывание на территории Ганзы, когда на него начнут охоту Четвертый Рейх и Красная Линия, он покинет Москву.

Покинет ближайшей ночью.

Эпилог Гонка по кругу

Меня зовут Феликс Фольгер. Только что я заглотнул последнюю порцию майка. Когда действие психостимулятора закончится, я умру от приступа. Я это знаю наверняка, потому что мой организм слишком привык к лекарству, он больше не справится без него с болезнью.

Я не боюсь, ведь я не одинок. Часто ко мне приходит Аве, или Ева, говорит, что скоро я перестану быть Феликсом Фольгером, стану снова Филиппом Регловым, тем, кем был когда-то давно, в прошлой жизни. Она заберет меня с собой, и мы соединимся в вечности и больше никогда не расстанемся. Я не всегда ей верю, порой пытаюсь спорить, пытаюсь убедить себя, что она – только галлюцинация, побочный результат действия майка. Тогда Аве целует меня (очень трудно усомниться в реальности ее теплых и нежных губ) и тихо шепчет на ухо, что мир таков, каким мы его воспринимаем, что очень скоро я перейду грань, и мои сорок с лишним лет, прожитые в этой вселенной, превратятся в нелепый сон, над которым я еще посмеюсь вместе с ней.

И я соглашаюсь с моей милой Евой-Аве, соглашаюсь потому, что помню о странном человеке (или даже не человеке вовсе) по имени Кухулин. Пару дней назад он покинул метро, ушел на юг вместе с женой Ленорой и бывшим брамином Спицей. Он, единственный из тех, кого я знал, сумел самостоятельно отвести взгляд от пурпурного сияния звезд. Кухулин умел управлять волей мутантов. Прийдя же в Москву, он потерял эту способность. И снова обрел ее лишь у Кремля.

Когда я спросил его, что же он увидел, посмотрев на звезду, он ответил, что ничего, слепящую пустоту, абсолютную тьму. Быть может, он увидел суть всего нашего существования, когда с него срываются завесы ложных представлений. Кухулин осознал это, узрел свою жизнь как сон в бесконечном Ничто. И, постигнув сокровенную истину, сделал сон осознанным. А когда ты знаешь, что спишь, тебе не страшен даже самый ужасный монстр.

Кухулин был революционером, поднявшим восстание против правителей каких-то деревень. Я это понял по обрывкам разговоров. И, наверное, он мог бы преобразовать метро, но ему пришлось бы забыть о том, что он спит, впустить в себя тьму кремлевских звезд, слиться с ними воедино, стать частью зловещего кошмара. Ведь над нами властвует и властью своей изменяет нас лишь то, что мы признаем властью. А Кухулин ничего подобного не хотел. Его не прельстили богатство и сила Ганзы, он отказался от избранничества в Полисе, не пожелал иметь дело с Четвертым Рейхом и не пошел к краснолинейцам. Для него мы – лишь персонажи чужого сна. Так, по крайней мере, мне кажется.

Но я пишу все это для того, чтобы кто-нибудь нашел мое письмо и прочитал. Чтобы появление Кухулина в метро не осталось незамеченным. Чтобы он превратился в легенду, как Изумрудный город. Чтобы простые люди знали, что сильные мира сего намеренно сеют среди нас раздоры, провозглашают идеи и принципы, в которые сами не верят, но ради которых один нищеброд убивает другого, убивает ради того, чтобы мы не смогли объединиться, стать единой силой, стать властью. Но сорвите красивые завесы, и вы увидите, что за ними пустота, увидите, что мы рвем друг другу глотки во имя чужой выгоды, увидите, что мы слепцы и рабы чужих желаний и капризов…

Кухулин предлагал мне уйти с ним, говорил, что сможет поддерживать мою жизнь без майка. Но я отказался, ибо хочу пробудиться в своей реальности. Я ушел на станцию-призрак, на Полянку. Здесь я и останусь до тех пор, пока не проснусь в холодном поту. Рядом окажется любимая Ева, она прижмется ко мне, и я расскажу ей, что мне пригрезилась ядерная война и двадцать лет жизни в подземельях, и радиация, и мутанты, и грязь, и насилие. Она звонко засмеется и скажет, что все теперь позади, и нам будут сниться лишь светлые сны.