Гонг торговца фарфором - [20]

По крайней мере столько же, сколько о Китае, мы говорили о том, как будет в Германии после крушения нацизма и как мы представляем себе коммунистическую Германию. Ни он, ни я не могли понять, каким образом наш рабочий класс допустил к власти Гитлера. Причем Арне был в этом вопросе еще резче меня.

— Так горько потерять доверие к собственному классу, — сказал он однажды.

— Как же ты тогда рассчитываешь на перемены, без доверия? — возразила я. Арне принимал мои критические замечания в штыки, поэтому я старалась сдерживаться: мне не хотелось семейных ссор. Заметив, что он начинает упрямиться, я умолкала, иначе меня ожидало молчание за обедом, послеобеденная перепалка в присутствии Франка, испорченный вечер. Тогда я считала такое поведение разумной тактикой, но позже взглянула на это иными глазами и устыдилась. Дома, в Германии, я была не такая, я отстаивала свои взгляды, невзирая ни на что.

На квартиру к Арне я ходила неохотно и никогда не делала этого без причины. И вот, получив по рации важное сообщение, я опять была вынуждена пойти к нему. Ночью я несколько часов принимала радиограммы, потом долго расшифровывала их. Речь шла о ликвидации определенных военных эшелонов и составов с оружием. Но на сей раз оба отряда должны были выступить согласованно.

Арне занимал большую комнату в первом этаже, вход со двора. Когда мы собирались уходить, произошла заминка: Арне потерял свою трубку, а такие вещи очень его раздражали.

— Со вчерашнего вечера не могу найти.

Он рылся в бельевом шкафу, я искала среди тарелок, чашек и книг.

— Да я уже везде смотрел, как ты понимаешь.

В мозгу у меня загорелся сигнал опасности: помочь ему — плохо, не помочь — тоже плохо. Останусь спокойной — он разозлился на мое спокойствие, стану сердиться, как он, — будет скандал. Иногда само мое присутствие все сглаживало. Но не теперь. Пока он обшаривал карманы купального халата, дверь открылась.

На пороге появилась миловидная, стройная, похожая на куколку девушка, моложе меня, в обесцвеченных кудрях розовый бант. Заметив меня, она застыла с открытым ртом, потом решила сделать вид, будто меня здесь нет, и сказала, лукаво глядя на Арне:

— Отгадайте, что у меня тут?

Арне прямо прирос к полу и от смущения скрипнул зубами. Куколка вынула руки из-за спины и протянула ему трубку.

— Это фрейлейн Людмила, — пробормотал Арне. — Новая соседка. Ведь господин Йост уехал.

Куколка кивнула мне и исчезла.

— Ее родители — русские эмигранты из Харбина, она помолвлена. — Последнюю фразу Арне повторил трижды. — Она скоро уедет к жениху в Шанхай. Ведь ты же не думаешь…

Господин Йост выехал еще несколько недель назад. Как давно она здесь живет? Почему Арне про нее не рассказывал? Вчера вечером он сидел у меня до самого сеанса связи с трубкой — значит, в одиннадцать он был дома. Только после этого куколка могла утащить трубку. Чего ждет Арне? Что́ я думаю или не думаю?

Трубка забыта на столе. Мы идем по улицам. Надо предупредить Ханя и Хо, надо подготовиться, причем быстро. Я должна снабдить отряд Ханя взрывчаткой, Хо всем уже обеспечен. Сперва съезжу к Ханю, а тем временем Арне сделает корпуса для часовых механизмов. Что, если куколка постучится к нему в разгар работы? Как он поступит? Одно я решила твердо: никаких сцен Арне я устраивать не буду.

Наконец мы все обсудили. Арне хотел было пойти ко мне, но я сказала, что всю ночь работала и должна выспаться.

Только разве тут уснешь? Должна же я решить, как мне вести себя с этим кудрявым желтеньким мотыльком. Может, вернуться от партизан на день раньше и вечером пробраться к дому Арне? Перелезу тихонько через забор и на цыпочках по двору. Горит ли свет? У нее? У него? Голоса? Наблюдать я умею — почему бы не воспользоваться разок этим искусством в личных интересах?

Работа спасает меня от бесплодных размышлений. Еду к партизанам. Дерзкий Хань нравится мне ничуть не меньше почтенного Хо, который, расспросив меня и доложив результаты своей работы, каждый раз дарит мне рисунки музыкальных инструментов бродячих торговцев, а однажды принес даже барабан продавца древесного угля вместе с прикрепленными к нему упругими палочками.

Его подарки навели меня на мысль покупать и сами инструменты. Это даже полезно с точки зрения легализации. Я стала поговаривать о том, что планирую написать книгу об уличных торговцах и их отличительных приметах. Можно объяснить этим поездки в глубь страны, в места, где заведомо нет сбыта для книг шанхайской фирмы. Арне с самого начала загорелся моей идеей и собирал коллекцию с таким увлечением, что в конце концов я отдала ему свои инструменты. Частенько он брал четырехлетнего Франка за руку, и они отправлялись на оживленные улицы. Франк — он хорошо говорил по-китайски, потому что играл с китайскими детьми, — был за переводчика и посредника. Заинтересовавшись каким-нибудь инструментом, они останавливали торговца и заводили переговоры о покупке. Тот соглашался уступить свою вещь, только если твердо знал, что получит замену. Где изготовляют инструмент, нам при всем старании до сих пор не удалось выяснить. Если торговец не возражал против сделки, Арне был готов заплатить сколько угодно, но Франк, который часто ходил с нашим поваром на рынок, к такому не привык. Он спрашивал у хозяина цену, потом поднимал эту сумму на смех и, торгуясь, как взрослый, сбивал половину.