Гонец - [17]
Мынбаши повел своих прямо на жигитов Кенеса, чтобы вырваться из кольца, в тот миг, когда Кенже услышал крики:
— Мерген! Мерген! О аллах! Не стало Мергена!
Малайсары остановил своего коня и оглянулся на крик. Он увидел, как Кетик, соскочив с коня, бросился к лежавшему на земле Мергену. Когда подбежал к нему батыр, Мерген с трудом открыл глаза и с тихой тоской вгляделся в небо, где кружились стаи воронов, потом перевел взгляд на Малайсары.
— Сохрани оставшихся сарбазов… Сохрани. Для главной битвы, долгой битвы, брат. Это моя последняя просьба… К единству зовите народ, расскажите о нас. Джунгары сильны…
Мерген умолк.
Прошла минута, а казалось, прошла вечность прежде чем он вновь заговорил:
— Прощай, батыр… Аллах вам поможет, — губы Мергена чуть скривились от боли, а может, он хотел встретить смерть с улыбкой.
Атай снова оказался рядом с Кенже. Он осторожно платком вытер кровь с лица Мергена и начал читать молитву. Еле заметная дрожь прошла по телу старика. Малайсары сорвал со своего плеча тонкую абу[35] и закрыл ею Мергена.
— Готовьте носилки. Мы похороним его на вершине горы…
…Над всей долиной легла тень. Солнце, ударившись о вершины западных скал, кровавым пятном расплылось по горизонту. И хотя с того мгновения, как Малайсары подъехал к Мергену, прошло всего лишь несколько минут, бой уже отдалился. Джунгары прорвали кольцо.
Малайсары надел шлем и вновь вскочил на своего взмыленного скакуна. Теперь, без накидки, батыр выглядел более рослым. Сейчас от его единого слова зависело — умереть всем здесь, догнав и добив остатки джунгар, или остаться, чтобы собирать новое ополчение. Малайсары окинул взглядом поле боя. Жигитов оставалось немного — тридцать-сорок всадников из каждой сотни. Устали кони, устали люди. Но они не думали об усталости. Они ждали, что скажет Малайсары.
Батыр медлил. Он молча слушал Кенеса.
Еще в самом начале сражения Галдан Церену, ехавшему в окружении трехсот телохранителей, удалось повернуть назад. По всему видно — утром здесь будет новая тысяча. Два жигита из ставки Галдана сумели уйти от своего хозяина и влиться в казахскую сотню.
Малайсары смотрел, как в двух-трех верстах от него мынбаши джунгар, собрав остатки своей разгромленной тысячи, медленно уходил назад. В надвигающемся вечернем сумраке казалось, что их вновь стало много. Они не решаются повернуть коней и не идут в последнюю атаку лишь потому, что боятся, как бы из горных ущелий не нагрянули новые, свежие силы казахов. Чужие горы — загадка для врага.
— Настало время вечернего намаза, в этот час прекращаются битвы, — спокойно сказал Малайсары, наблюдая, как настороженно удаляются джунгары.
— Там… — Малайсары указал влево. — Там есть узкий овраг В нем мы похороним наших братьев, отметим их могилу камнями. Пусть половина жигитов займется павшими, а остальные стоят наготове, следят за джунгарами.
…Ведя в поводу изможденного Акбаса, Кенже опирался на свой семсер и шел от одного распластанного тела к другому. Он был молчалив, хмур. Сейчас, если бы кто-нибудь пригляделся к нему, то он не признал бы в нем того юного жигита, которого в прошлую дождливую ночь силач Атай привел в ставку Малайсары.
Тяжело ступая по земле, он шел, усталый, но готовый к любым испытаниям. Он искал тело своего друга, наставника, он искал старого Сеита, которому отец поручил его как самому надежному, мудрому брату.
Кенже шел, не зная, что он предпримет дальше, — пойдет с Малайсары или вернется к отцу, в свой скитающийся в песках, обездоленный и обескровленный аул. Собственно, в эту минуту он не помнил ни об отце, ни об ауле. Лишь резкой болью прошла по сердцу тревога, когда из глубины памяти вырвалось одно имя, и он повторил это имя, сам не слыша себя: «Если бы ты видела и знала, Сания…»
Сейчас у него была лишь одна цель — найти тело Сеита и предать его земле. Пробираясь к долине на запах смерти, где-то в ущельях, тонко скулили шакалы, им подвывали волки. Над трупами, не боясь никого, несмотря на поздний час громоздились вороны и грифы.
Вглядевшись в землю, Кенже нашел мултук Сеита, а неподалеку — и его хозяина, который никогда больше не возьмет в руки свое оружие.
Семсером он отрезал кусок ткани от растоптанного конями шатра мынбаши и завернул в него тело Сеита. Сел возле и устало закрыл глаза. Но голос Малайсары, доносившийся откуда-то сверху, вывел его из забытья.
— Помогите Кенжебатыру…
Услышав слово «батыр», прибавленное к собственному имени, Кенже поднял голову и увидел, что рядом стоит Малайсары.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Манай не дождался возвращения сына. Не вернулся и Сеит. Пятнадцать дней после столь неожиданного и обильного дождя караван Маная скрывался в зарослях тугая у небольшого ручья.
Люди понемногу приходили в себя, зарубцевались раны. Мужчины порой выходили на охоту к сайгачьим тропам, удавалось иногда добыть и диких куланов. Женщины умудрялись готовить достаточно кымрана и кумыса из молока трех оставшихся в караване верблюдиц и нескольких кобылиц. Мяса теперь было вдоволь, хватало и молока. Не было только хлеба. Просо и пшеницу, поджаренные на масле или сваренные в молоке, ели раз в день.
