Гонцы в Ньямаголе - [12]

Стало видно, что чародей стоит у подножия винтовой лестницы, уводящей наверх, а на плече его сидит маленький толстый дракончик, весь ярко-зеленый, только края чешуек отливают золотом.

– Честь имею представить вас моему любимцу Жожику. Гости замка должны именовать его полным именем: Ожог. Надеюсь, вы ему понравитесь… – кисло сказал чародей.

Дракончик осмотрел данюшек блестящими глазками, небрежно полыхнул пламенем и отвернулся в сторону, всем своим видом показывая, что ничего, кроме презрения, пришельцы у него не вызвали.

– Ах, ты, мой золотой! – почесал ему брюшко довольный чародей. – Ну, давайте поднимемся, я представлю вас госпоже Сюселинде, если она согласится принять.

“Еще Сюселинды нам не хватало…” – вздохнули про себя данюшки. Они уже смертельно устали как от чародея, так и от его недружелюбных домочадцев.

Чародей понесся по лестнице с такой скоростью, что огонек свечи отклонился назад, грозя совсем потухнуть.

Данюшки еле поспевали за ним. Они не хотели опять очутиться в темноте и поэтому отставали от хозяина не больше чем на три ступеньки. Ни халат, ни седая голова волшебника не давали оснований предположить, что он разовьет такую прыть, и данюшки совсем запыхались.

Второй этаж башенки неожиданно оказался светлым, – большие окна щедро впускали солнце. Чародей задул свечу, плюнув на пальцы, бережливо затушил фитиль, и сказал:

– Подождите здесь, я узнаю.

Данюшки остановились перед пышной занавесью, за которой он скрылся.

– К Королеве Ньяме легче попасть, чем к этой госпоже Сюселинде, – буркнул мрачный, как грозовая туча, Затычка. – Морочит он нам голову, наплачемся мы еще.

– Тихо! – предостерегающе шепнул Полосатик.

Занавесь распахнулась и чародей, по-прежнему держа в руке потухшую свечку, напыщенно заявил:

– Госпожа Сюселинда согласна вас принять. Прошу.

Данюшки вошли и остановились.

На мягкой подушке лежала маленькая, худенькая собачка. Редкая серая шерстка еле покрывала морщинистую кожу. Собачка дрожала, – ей было холодно. Почти прозрачные уши розово просвечивали на солнце, а большие глаза не смогли поместиться на маленькой, круто выпуклой голове, поэтому пучеглазо выпирали вперед, как у стрекозы. Тонкие ножки напоминали паучьи лапки.

– Ну и урод, – прошипел сквозь зубы не сдержавшийся Затычка. – Надо же такому чуду уродиться.

Шустрик и Полосатик были с ним полностью согласны.

Собачка подняла на них темные глаза и тяжело вздохнула. Казалось, она все понимала и извинялась, что получилась такая.

– Сюся моя драгоценная, – засуетился возле подушки чародей, – отдыхай. Мы уходим. Завтра нас ждет путешествие, тебе надо набраться сил. Спи, золотая, не тревожься.

Он прикрыл собачку стеганным атласным одеяльцем и на цыпочках вышел.

– Ну вот, молодые люди, теперь я отведу вас в вашу комнату, – сухо сказал он, засовывая свечку в карман.

Глава седьмая. Сборы чародея

Ночь прошла без происшествий.

Возможно, этому помог тяжелый шкаф, который данюшки придвинули к двери, забаррикадировавшись в отведенной комнате от гемпилусов, жожиков и прочих чародейских любимцев.

Утром, чуть свет, замок огласился скрежетом, воем и воплями: чародей собирался в дорогу.

Скрежетали не смазываемые несколько веков колеса его прогулочной коляски.

Выл Гемпилус, который некстати оказался на пути чародея, когда тот шел с масленкой, чтобы смазать оси.

Вопил сам чародей: он наступил на хвост взвывшего стража, запнулся и пролил масло прямо себе под ноги. Поскользнувшись, он упал в масляную лужу, и запачкал свое чародейское одеяние.

Эти звуки и разбудили данюшек лучше любого будильника.

Когда они спустились во двор, шум уже утих. Гемпилус занял круговую оборону в своей сторожке и обиженно оттуда подскуливал. Чародей переоделся в чистый балахон и сосредоточенно поливал маслом колеса.

Зеленый дракончик развлекался тем, что поджег масляную лужу у будки Гемпилуса и, довольно урча, смотрел, как пляшут чадящие язычки пламени на каменной плите.

– А масло-то у волшебника не ахти! – сделал вывод Затычка. – Вот как коптит. Неочищенное.

Открытая розовая коляска чародея, внутри вся усыпанная подушечками и пледами, была увенчана громадным солнцезащитным зонтом. Она казалась такой же игрушечной, как замок и сад.

Странным был и перевертыш, впряженный в коляску. Его окутывала радужная дымка.

– Не подходите к нему! – заверещал чародей, заметив, что Шустрик хочет угостить перевертыша кусочком лепешки. – Он у меня пугливый!

Он бросил наземь масленку и кинулся между перевертышем и данюшками, словно хотел заслонить его от мальчишек.

– Не очень-то и хотелось! – обиделся Шустрик. – А что за туман вокруг него вы напустили?

– От комаров! – отрезал чародей. – Помогите лучше старому больному магу вещи уложить! – продолжал он шаг за шагом оттеснять от перевертыша данюшек. – А я пока дорожный костюм одену и Сюсеньку выведу.

Данюшкам пришлось сносить вниз и укреплять на задке коляски многочисленные коробочки, круглые картонки, саквояжи и сундуки. Их было столько, словно чародей переселялся из замка навсегда.

– Осторожней! – покрикивал он сверху из окна. – Ой, моя парадная шляпа! Нет, сначала э т о т саквояж, а потом т о т!