Гончие смерти - [6]

Шли они долго. Попадавшийся по пути народец провожал нарумяненную молодку и хмурого отрока сердитыми взглядами. Бабы плевались, мужики хохотали и отпускали скабрезные шуточки.

Лесана шла вперед легкой, невесомой походкой, не обращая внимания на шутки мужиков и кривившиеся физиономии баб. Ее лицо было спокойным и строгим, словно у человека, уверенного в своих силах и сосредоточившегося на нелегкой работе, которую надлежит как можно быстрее сделать.

Милка, морщась от усталости, едва плелась. Она была бы рада сбежать, но знала, что мерзкая девка догонит ее. Догонит и прибьет. Рассчитывать на то, что кто-нибудь заступится, не приходилось.

После получаса ходу Лесана и Милка пересекли пустырь, поросший тополями, перебрались через овражек, спугнув несколько бродячих псов, и вышли на неширокую тропку. Впереди маячили три больших дома, сложенных из старых, темных бревен. Каждый из домов был обнесен забором высотою в сажень.

Милка остановилась и перевела дух. Затем покосилась на Лесану и тихо сказала:

– Тот, что слева, первый пытошный дом. Там сидят княжьи дознаватели. Во втором – каты, которые растягивают узников на дыбе и ломают им кости. А третья, поменьше прочих двух, молодеческая. Там сидят ратники.

Милка шмыгнула носом, состроила жалобное лицо и спросила:

– Теперь ты отпустишь меня?

Лесана качнула головой.

– Нет.

Ресницы молодки дрогнули.

– Я ведь все тебе показала, – жалобным голоском проговорила она.

– Верно. Но ты мне еще пригодишься.

Милка хлюпнула носом, на глазах у нее заблестели слезы, но Лесана не обратила на это никакого внимания. Вместо того чтобы проявить сочувствие, переодетая парнем девка достала из кармашка сухую веточку травы и протянула ее Милке.

– Съешь это! – приказала она.

Милка испуганно заморгала.

– За… зачем?

– Съешь, говорю.

Делать было нечего, Милка взяла сухую веточку и положила на язык.

– Жуй! – приказала Лесана.

Милка нехотя разжевала. Тотчас по телу ее заструился холод. Милка открыла рот и зябко повела плечами – кожа ее начала коченеть, а в следующий миг молодка почувствовала, что у нее отнимаются ноги, и, вспотев от страха, медленно опустилась на землю.

– Ты… околдовала… меня… – непослушным голосом проговорила Милка, глядя на свою мучительницу расширившимися от ужаса глазами.

– Сиди здесь и не пытайся уползти, – велела Лесана.

Милка заплакала.

– Мои… ноги… – обливаясь слезами, всхлипнула она. – Я их… не чувствую… Что ты со мной сделала, гадина?

Лесана, не обращая внимания на слова Милки и больше не глядя в ее сторону, поправила на боку кинжал, повернулась и зашагала к дому дознавателей. Походка девушки была легкой и уверенной.

«Великие боги, сделайте так, чтобы эта гадина сдохла!» – взмолилась про себя Милка.

Лесана остановилась, глянула на молодку через плечо и с холодной насмешливостью проговорила:

– Дура. Если я сдохну, ты останешься лежать тут. И будешь лежать, пока тебя не объедят собаки. Молись своим богам, чтобы я вернулась!

Сказав так, Лесана отвернулась и зашагала дальше, а Милка уставилась ей вслед с перекошенным от страданий, страха и изумления лицом.

Когда до забора оставалось несколько шагов, Лесана резко рванулась вперед, пробежала оставшееся расстояние бегом и вдруг высоко подпрыгнула. Издалека Милке показалось, что Лесана не коснулась заостренных концов забора ни руками, ни ногами, а просто перелетела через него, как петух перелетает через изгородь.

А Лесана, мягко приземлившись по другую сторону забора, услышала голоса приближающихся ратников и молниеносно отпрянула к стене дома. Подхватив рукою край плаща, она прикрыла им лицо и плотно вжалась спиной в стену пыточной избы. По плащу пробежала радужная волна, и вдруг он потемнел и стал неотличим цветом и фактурой от темных бревен дома.

Три охоронца в полном вооружении, тихо переговариваясь, прошли мимо. Один из них скользнул по вжавшейся в стену Лесане взглядом, но не заметил ничего подозрительного.

Когда охоронцы ушли, Лесана отвела плащ от лица, по удивительной ткани вновь пробежала радужная волна, и она снова стала обычным сукном.

4

День подходил к концу, и дознаватель Крюк чувствовал себя сильно умаявшимся. С утра он успел «обработать» четырех полонцев, причем двое из них оказались просто несгибаемыми малыми. Руки Крюка распухли от ударов, несмотря на то что перед каждым дознанием он аккуратно перевязывал их мягкой тряпицей.

Кожаный фартук Крюка был забрызган кровью. Дознаватель чувствовал, что и борода его испачкана чужой кровянкой, и от этого ему было слегка не по себе. Однако сил для того, чтобы встать и пройти к умывальнику, он не находил.

Сидя за столом, Крюк откинулся на спинку тяжелого дубового кресла и прикрыл глаза. Проклятая работа! С утра до вечера молоти кулаками да тверди одни и те же вопросы – по десять, а то и по сто раз кряду.

– Я для этого слишком стар, – хрипло пробормотал Крюк, поднял руки к лицу и потер пальцами усталые глаза.

И в этот миг тихий голос проговорил ему на ухо:

– Сиди, как сидишь, и останешься цел.

Крюк открыл глаза и увидел перед собой юное девичье лицо.

– Ты кто, милая?

– Кто я, тебя не касается. Я пришла сюда, чтобы задать тебе несколько вопросов. Как только ты ответишь на них, я уйду.