Гончие псы - [58]

Это все.

Вистинг достал фотографии с осмотра в больнице и стал изучать шрам, оставшийся после удаления родинки. Экспертное заключение психиатров было во всех отношениях основательным, но факт рака кожи нигде не был упомянут. Разумеется, здесь не обязательно скрывалось противоречие. Такую операцию могли провести в дневном хирургическом стационаре, и речь могла идти о доброкачественных опухолях. Однако было странно, что этому не посвятили даже предложения в таком подробном отчете.

Вистинг нашел телефон и позвонил главному врачу, ныне находящемуся на пенсии.

– Знаете ли вы, оперировали ли Рудольфа Хаглунна на предмет рака кожи?

Мужчина причмокнул, будто у него пересохло во рту.

– Почему вы спрашиваете?

– Я перечитал то, о чем вы писали, еще раз, – пояснил Вистинг. – Там написано, что он ни разу не лежал в больнице и не лечился от серьезных заболеваний, но у нас есть фотографии, на которых видны три небольших шрама. Он объяснил, что это шрамы от операции по удалению родинок.

– Не помню, чтобы такая тема поднималась, – ответил психиатр. – Но сведения о соматическом здоровье основываются на том, что рассказывает сам пациент. И все же удивительно, что он не сообщил об этом. Ведь у его отца был рак. Болезнь стала переломным моментом в жизни Хаглунна. Мы много говорили об этом, но он не упоминал, что болезнь не обошла его стороной.

– Разве это не странно?

– Да нет же, я тоже думаю, что странно. Но раз вы об этом сказали, он типичный представитель группы риска по злокачественным изменениям кожи. Я помню, у него была очень бледная кожа, да к тому же эта наследственная предрасположенность…

Вистинг просматривал другие фотографии. Вдобавок к снимку со шрамом на внутренней стороне бедра он нашел кадры, показывающие шрамы внизу левой лопатки и возле основания шеи.

– Это важно? – спросил психиатр.

Вистинг услышал шаги на террасе и отложил фотографии.

– Вероятно, нет, – ответил он и подошел к двери. – Я просто удивился, что он предпочел скрыть эти сведения, в то же время открыто заявляя о своей тяге к садомазохизму. Это ведь черта, свойственная таким преступникам.

Дверь открылась. Вошла Лине, закрыла дверь и заперла ее за собой. Ее сапоги все были в грязи, она стянула их с ног.

– В этом он признался после того, как ему предъявили найденные вами порнографические материалы, – пояснил бывший главный врач. Вистинг беззучно поздоровался с Лине, продолжая слушать. – Вы должны помнить, что Рудольф Хаглунн – сложный человек. Непросто понять его причины сообщить о тех или иных мыслях или фактах, еще сложнее понять его действия.

– Но он не психически больной?

– Нет, однако он загадка для психолога.

Лине села на диван, открыла компьютер и просмотрела снятые в камере фотографии, ожидая, пока компьютер запустится. Вистинг закончил разговор и сел напротив нее.

– С кем ты говорил? – поинтересовалась Лине.

– С одним из судебных психиатров, осматривавших Рудольфа Хаглунна.

– Зачем он тебе понадобился?

– Это он мне позвонил, – объяснил Вистинг и пересказал высказанные психиатром опасения, что Рудольф Хаглунн замешан в исчезновении Линнеи Каупанг.

Лине откинулась на спинку дивана.

– Боже мой, – простонала она. – Он должен поговорить с теми, кто работает над делом.

Вистинг кивнул.

– Я сообщил Нильсу Хаммеру.

– Что он сказал?

– Я отправил ему сообщение.

– Смс? Когда опытный психиатр считает, что убийца мог похитить еще одну девушку?

Вистинг пожал плечами. Ему не хотелось говорить, что Нильс Хаммер – первый в его списке коллег, имевших возможность подбросить ДНК-улику в деле Сесилии и поставить его в ту ситуацию, в которой он оказался.

– Он ответил? – поинтересовалась Лине.

– Написал, что они посмотрят, – кивнул Вистинг. – И что они работают над парой других интересных версий.

Он знал, что вариант с Хаглунном окажется в самом конце списка задач. Ведь, по сути, у них не было ничего, кроме домыслов.

– Они ничего не сделают, – решила Лине. – Судя по тому, как обстоят дела, они не осмелятся заняться Рудольфом Хаглунном.

Вистинг вынужден был согласиться. Расследование в отношении Рудольфа Хаглунна требовало одобрения государственного прокурора. И без чего-то более существенного, чем предположение психиатра на пенсии, Аудун Ветти будет тормозить дело изо всех сил.

Лине встала с места, подошла к камину и кинула последнее полено.

– Ты встречаешься с ним завтра? – сказала она, разглядывая пламя.

– В полдень, – подтвердил Вистинг. – В офисе его адвоката. Я смогу прощупать почву. Выяснить хоть что-то.

Лине схватила кочергу и подвинула полено, которое только что положила, в глубь очага.

– Мы можем за ним проследить, – сказала она, не отводя взгляда от пламени, охватывающего полено.

Вистинг не ответил. Лине обернулась.

– Встреча даст нам отправной пункт, – сказала она. – Мы будем знать, где он, и сможем за ним оттуда проследить.

– Не знаю… – начал было Вистинг.

Лине повернулась к отцу.

– Это единственная возможность, – убежденно сказала она. – Если девушка у него, то это наш шанс найти ее.

В камине треснула ветка.

– Это задача полиции, – произнес Вистинг.

– Думаешь, они займутся этим? – поинтересовалась Лине.