Гончая. Гончая против Гончей - [125]
Пешка приветливо улыбается, он хорошо позавтракал, выспался, несвобода отразилась на нем прекрасно: за эти два месяца он поправился и посвежел, словно провел их в санатории. Нас с ним связывают почти родственные узы, он заслуживает и чашечку кофе, и первую сигарету. Я знаю его биографию, словно он мне сын, из допросов уже не узнаю ничего нового, и если мы продолжаем беседовать каждое утро, то только потому, что мне из опыта известно: если он преступник, то рано или поздно допустит ошибку. Мы с ним оба профессионалы. У него энтузиазм молодости, у меня — терпеливость старости.
— Вчера вы упомянули о том, что из врачанской тюрьмы вышли почти одновременно с Бабаколевым. А еще раньше вы говорили, что первые два месяца с ним не встречались. Почему? Прошу вас, Илиев, объяснить мне, в чем тут дело!
Улыбка на лине Пешки гаснет, он мрачнеет.
— Это самый печальный эпизод в моей жизни, гражданин следователь, вы попали в мое больное место! Придется рассказать вам эту потрясающе-гнусную историю, хоть мне и не хочется портить вам настроение!
— Ничего, расскажите! Во мне, Илиев, есть, наверное, что-то махозистское, мне нравится страдать!
Пешка испытующе глядит на меня, должно быть, я кажусь ему эдаким старичком-бодрячком, не знающим куда девать свободное время. Тяжело вздохнув, он закуривает, отпивает глоток кофе и принимается рассказывать:
— Из Врацы я вернулся в Софию в начале июня, но в родном городе у меня никого не было. Погулял я в сквере возле Центральной бани, посмотрел три фильма подряд, потом напился в «Диких петухах» и переночевал в парке, в домике бабы-яги. Плохо одному, гражданин Евтимов, одиночество похоже на старую, надоевшую жену — только портит тебе настроение, а удовольствия никакого… На следующий день я отправился искать жилье. Нашел захудалую каморку на чердаке на улице Шипка, вы скажете — в самом центре города, но в каморке был только умывальник без туалета… приходилось бегать в общественную уборную в Докторском саду. Комнатушка тесная, грязная, мебель — кровать с драным матрасом, стол да стул; в слуховом окне виднелся кусочек неба, днем жара, ночью — адский холод… вообще дело дрянь, хуже, чем в тюряге. Ну, Пешка, говорю я себе, свобода — трудная задача! У меня, гражданин следователь, никогда не было своего дома, куда бы я мог податься. Знаете, что мне постоянно снилось в тюрьме? Цветастые занавески, коврик на стене, детская кроватка… До смерти хотелось мне вернуться и чтоб был у меня такой дом. Я был готов связать свою судьбу с первой приличной девушкой ради этого, честное слово, гражданин следователь!
Глаза Пешки увлажняются, смущенный своей исповедью, он грызет заусеницу на большом пальце.
— И вот что происходят со мной совсем случайно: сижу я однажды вечером в ресторане Центрального вокзала, пью ракию и вдруг вижу за соседним столиком какой-то тип ударил сидевшую рядом с ним женщину, потом схватил ее за волосы, она, само собой, подняла писк. Все вокруг притихли, каждый уставился в свою тарелку, официанты моментально скрылись в подсобке. В тюряге нам говорили, что свобода воспитывает смелость… черта с два, гражданин Евтимов, свободный человек труслив, потому что именно свобода дает ему возможность промолчать или смыться. Спокойно, Пешка, говорю я себе, не вмешивайся, однако тот кретин начал бить женщину по лицу. Вскочил я, гражданин следователь, одним ударом отбросил его в угол, схватил ее за руку и вытащил на улицу. Сели мы в темноте на каменную скамью, уткнула она окровавленный нос мне в плечо и плачет. «Муж он тебе, этот смельчак?» — спрашиваю ее. «Нет, я не замужем, — всхлипывает мне прямо в ухо, — что же мне теперь делать, он придет домой и убьет меня!» «Не бойся, — говорю я ей, — ему придется иметь дело со мной! Вытри нос и показывай, куда тебя вести!»
И мы пошли с ней. По дороге купил я в забегаловке бутылочку коньяка. Жила она возле вокзала, весь их квартал насквозь пропах паровозной гарью, в старом четырехэтажном доме — из тех, где каждый подъезд воняет мочой и кислой капустой. «Тише, — сказала она, отпирая наружную дверь, — хозяева дома». Вошли мы к ней в комнату, и, гражданин следователь, я чуть не упал: на окне висели те самые цветастые занавески, что снились мне в тюряге, над раскладным диваном красовался коврик, на котором был изображен пастух, играющий на свирели, а вокруг стоят овцы и слушают. На стенах пожелтевшие фотографии в рамочках, в углу — кровать, посередине — раздвижной стол, покрытый золотистой скатертью, на застекленном балконе — плита и холодильник. Умылась женщина, причесалась, смотрю — хороша! Вам уже известен мой вкус, гражданин Евтимов, бамбина должна притягивать взгляд, а тогда глаза мои чуть не лопнули, глядя на нее! Но это было не самое главное… главное, что в этой комнате пахло чем-то таким, чего у меня отродясь не было… и я все вдыхал и вдыхал этот запах — точь-в-точь собака в летний зной!
Открыли мы коньяк, и я выложил ей все про себя — и про мастерскую отца, и про детскую колонию, и про тюрягу — в общем, обнажил перед ней душу. Потом Фани — ее звали Фани — вытащила откуда-то бутылку вина и, пока мы потихоньку пили, рассказала мне, что с семнадцати лет живет самостоятельно, родители ее развелись, у каждого была своя жизнь, никто не хотел ею заниматься. Я узнал, что работает она на каком-то угольном складе недалеко от железнодорожного училища. Показалась она мне чистой, опрятной, и пахло от нее свежестью, не то что от этих потаскушек, воняющих черт знает чем! Была она не первой молодости, гражданин следователь, но хороша собой и с хорошими манерами. А когда я смотрел на занавески, у меня просто кружилась голова. Было мне потрясающе приятно… В какой-то момент мы оба замолчали и сидели так, молча… Было уже три часа утра. «Оставайся ночевать у меня, — сказала Фани, — но обещай, что не злоупотребишь моим доверием!» И я не злоупотребил, гражданин следователь, лег прямо в одежде на кровать в углу, вдыхая запах человеческого жилья, во мраке белело ее голое плечо, из крана умывальника капало — и все во мне было ясно и чисто. На следующий день мы с ней снова встретились, я взял такси и повез ее обедать в ресторан у Панчаревского озера; я сорил деньгами вовсю, а перед нами лежало озеро, в нем — утонувшая луна, вокруг теплая ночь… Я спрашиваю: «Фани, хочешь еще рюмочку?», она просит: «Петр, подай мне солонку!», и от этого общения что-то у меня в груди таяло, как масло. В тюряге нам говорили, что если ты кого-то любишь, то тебе с ним хорошо, но вот мне с ней было так больно, просто горло перехватывало, я задыхался, вы верите мне, гражданин Евтимов?
В предлагаемый сборник вошли произведения, изданные в Болгарии между 1968 и 1973 годами: повести — «Эскадрон» (С. Дичев), «Вечерний разговор с дождем» (И. Давидков), «Гибель» (Н. Антонов), «Границы любви» (И. Остриков), «Открой, это я…» (Л. Михайлова), «Процесс» (В. Зарев).
«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Произведение Баантьера «Убийство в купе экспресса» относятся к жанру полицейского романа. И это не удивительно — т. к. автор прослужил долгие годы в полиции.
В Ричмонде, штат Виргиния, жестоко убит Эфраим Бонд — директор музея Эдгара По. Все улики указывают: это преступление — дело рук маньяка.Детектив Фелисия Стоун, которой поручено дело, не может избавиться от подозрения, что смерть Эфраима как-то связана с творчеством великого американского «черного романтика» По.Но вдохновлялся ли убийца произведениями поэта? Или, напротив, выражал своим ужасным деянием ненависть к нему?Как ни странно, ответы на эти вопросы приходят из далекой Норвегии, где совершено похожее убийство молодой женщины — специалиста по творчеству По.Норвежская и американская полиция вынуждены объединить усилия в поисках убийцы…
Они — сотрудники скандально знаменитого Голливудского участка Лос-Анджелеса.Их «клиентура» — преступные группировки и молодежные банды, наркодилеры и наемные убийцы.Они раскрывают самые сложные и жестокие преступления.Но на сей раз простое на первый взгляд дело об ограблении ювелирного магазина принимает совершенно неожиданный оборот.Заказчик убит.Грабитель — тоже.Бриллианты исчезли.К расследованию вынужден подключиться самый опытный детектив Голливудского участка — сержант по прозвищу Пророк…
Значительное сокращение тяжких и особо опасных преступлений в социалистическом обществе выдвигает актуальную задачу дальнейшего предотвращения малейших нарушений социалистической законности, всемерного улучшения дела воспитания активных и сознательных граждан. Этим определяется структура и содержание очередного сборника о делах казахстанской милиции.Профилактика, распространение правовых знаний, практика работы органов внутренних дел, тема личной ответственности перед обществом, забота о воспитании молодежи, вера в человеческие силы и возможность порвать с преступным прошлым — таковы темы основных разделов сборника.
У писателя Дзюго Куроивы в самом названии книги как бы отражается состояние созерцателя. Немота в «Безмолвных женщинах» вызывает не только сочувствие, но как бы ставит героинь в особый ряд. Хотя эти женщины занимаются проституцией, преступают закон, тем не менее, отношение писателя к ним — положительное, наполненное нежным чувством, как к существам самой природы. Образ цветов и моря завершают картину. Молчаливость Востока всегда почиталась как особая добродетель. Даже у нас пословица "Слово — серебро, молчание — золото" осталось в памяти народа, хотя и несколько с другим знаком.