Гончаров приобретает популярность - [37]

– Не о чем мне с вами разговаривать, я сейчас крикну своих парней, и тогда вы в самом деле будете иметь открытые переломы обеих ног.

– Не утруждайте себя. Одного я вырубил, а двое мирно и смирно лежат в зале. Наверное, перепили, бедняги. Короче говоря, рассказывайте, как оно было.

– Не понимаю, что вы от меня хотите.

– Когда поймешь, будет поздно. Стерва, ты же мне врала, когда говорила, что в ночь ограбления в баре никого не было. Теперь я знаю точно, здесь были люди, а значит, и ты находилась здесь, потому как ключи от бара имеешь только ты и уборщица. Ты будешь говорить или нет?

– Она говорить не будет. Говорить будем мы, – торжественно сообщил мне вошедший Сивый и, пропуская своего спутника вперед, распорядился: – Разберись с ним, Витек.

Хорошими манерами Витек не блистал, и нормы этикета ему были неведомы. С трудом отразив пару его ударов, на третий отреагировать я не успел. Отыграв затылком о пластиковую панель, я дохлой селедкой сполз на пол возле двери. А жаль, я надеялся продержаться немного больше.

– Что с ним? Кажется, шандец, отпрыгался косой. Куда его теперь? – оценивая работу своего дружка, деловито спросил Сивый и потрогал меня ногой.

– Он еще живой. Пусть пока лежит здесь, – решительно заявила Фея. – Ночью погрузите в машину, а под утро, когда гаишников поменьше, отвезете и бросите в Волгу.

– Нельзя ему нынче купаться, – врываясь, возразил Ухов, попутно сворачивая Сивому челюсть. – Ему это противопоказано. Простыл он, господа хорошие.

– Помогите! – бросаясь к двери, истошно завопила Фея.

– Поможем. Отчего же не помочь? – рассудительно отозвался Ухов и, прихлопнув ее ладошкой, отшвырнул на диван к скулящему там Сивому. – Ну что, брат, последний ты у меня остался, – пошел он на ощетинившегося под окном Витька. – Может, сам ляжешь, добром прошу, а то ведь покалечу я тебя.

– Стоять, сука! – просовывая в дверь пушку, но сам благоразумно оставаясь за порогом, заорал не добитый мной охранник. – Кому говорю!

Кажется, пришло мое время, да и позиция у меня наивыгоднейшая. Сгруппировавшись, я изо всех сил двинул ногами по двери. Может, я перебил ему кости, а может, и нет, но орал он так, словно из него вытягивают душу. Отлетевший ко мне пистолет я использовал по назначению. Направив его на Витька, я замогильным голосом пожаловался на плохое самочувствие тела и психическое расстройство души. Парнем он оказался рациональным, трезво оценил обстановку и безропотно позволил Максу защелкнуть на нем наручники. Пока он то же самое проделывал и с остальными, я закрыл на замок дверь коридорчика и приволок из него воющего стражника. Пообещав, что будет еще больнее, я пожаловался на головную боль и попросил его заткнуться хотя бы на некоторое время.

Когда все четверо были стреножены и аккуратно приторочены к стульям, я позвонил Ефимову, сообщил, что все в порядке, и велел через час присылать машину.

– У кого есть какие-нибудь документы? – кладя трубку, спросил я.

– Ты мне еще за это ответишь! – зашипела Наталия Федько, наблюдая, как я ковыряюсь в ее сумочке. – На коленях будешь ползать, козел!

– Макс, она заставляет меня нервничать, скажи ей, что так нехорошо.

– Да ну ее к собакам, духами от нее воняет, а у меня на них аллергия.

Документы оказались у всех, кроме Витька. Очаровательная Наталия Николаевна Федько оказалась двадцатисемилетней незамужней женщиной, прописанной в нашем городе. Местную прописку имел и покалеченный мною страж, двадцатидвухлетний Владимир Желтков, а вот Сивый, по паспорту оказавшийся Сергеем Владимировичем Крутько, меня очень огорчил, потому как городской прописки он не имел, а значился гражданином села Белое.

«Кажется, мы попали в десятку», – подумал я, еще раз перечитывая его реквизиты. И если еще три минуты назад меня мучили некоторые сомнения и опасения за возможную ошибку, то теперь я вздохнул легко и свободно.

– Сергей Владимирович, а ведь я с твоим дедушкой знаком, – радостно сообщил я хмурому ублюдку. – Прекрасной души человек. Он, знаешь ли, меня от верной смерти спас. Откопал из ямы, в которой ты меня похоронил. Наверное, это историческая диалектика. Родители всегда стараются исправить ошибки своих детей. Ты куда дел церковные цацки? Говори, сучонок, а то удавлю.

– Нн-мне-тне-мээ, – промычал он что-то нечленораздельное, и тут только я разглядел, как восхитительно разнесло его харю. На славу постарался ОМОН.

– Макс, он же говорить не может, вправь ему челюсть взад.

– Костя, а она сломана, – удивленно сообщил он через некоторое время. – Точно я говорю, сломана, причем в нескольких местах, и два зуба вылетело.

– Ну да и черт с ним, быстрее подохнет, в тюряге беззубых не любят. Оставь его в покое, нам все расскажет Наталья Николаевна. У нее должно получиться. Правда?

– Ничего я вам говорить не стану, потому что ничего не знаю, но на вас я буду жаловаться. Вы за свое хулиганство и зверское избиение ответите перед законом!

– Ну и не надо, подумаешь, какая сердитая. Обойдемся без тебя. Нам все доложит Володенька. Правда, Володенька?

– Я ничего не знаю, – уставившись в пол, пробубнил балбес, а Макс, потеряв терпение, предложил мне на пять минут выйти прогуляться.