Гончаров - [142]
Имена великих князей Сергея Александровича, Дмитрия Константиновича и Павла Александровича то и дело мелькают в письмах Гончарова к великому князю Константину Константиновичу. Так, в письме от сентября 1886 года он обращается к K.P.: «Смею ли просить напомнить, при случае, обо мне их Императорским Высочествам Великим Князьям Сергию и Павлу Александровичам и Дмитрию Константиновичу — и засвидетельствовать перед Ними о чувствах моей к Ним почтительной, глубокой и неизменной симпатии?» Сохранившаяся переписка K.P. с Гончаровым свидетельствует о том, что зачастую великий князь Сергей Александрович являлся слушателем новых произведений Гончарова. Так, летом 1887 года Гончаров пишет очерки «Слуги старого века». В письме от 21 июня он высказывается: «Относительно этих рассказов — у меня есть следующая мечта. Когда осенью Ваше Высочество и др. Великие Князья воротятся на зимнее житье в Петербург, я — страх как желал бы прочесть очерка два из вновь написанных Вашему Высочеству и Их Высочествам Сергею, Павлу Александровичам и Дмитрию Константиновичу…»[386] Это чтение Гончаровым своих произведений состоялось в Мраморном дворце 3 января
1888 года. На следующий день K.P. пишет Гончарову: «Не могу не поблагодарить вас еще письменно за доставленное нам вчера высокое наслаждение. Сегодня утром я встретился на репетиции
Крещенского парада с В[еликим] К[нязем] Сергеем Александровичем и слышал от него, что вчерашний вечер оставил ему самое приятное впечатление. Про меня и говорить нечего…» Писатель знакомит великих князей с новостями современной литературы, дает свои оценки, к которым те прислушиваются. Общение с великим князем Сергием носило такой характер, что Гончаров оформляет для него (и других великих князей) подписку на журнал «Нива» на 1888 год.[387]
В свою очередь проявлял определенную активность в отношениях с писателем и великий князь Сергий. Устраивая в своем петербургском дворце литературные вечера, он приглашал на них и Гончарова. Однако тот всегда уклонялся от посещения.
Гончаров постоянно преподносит свои новые произведения великим князьям. В июне 1879 года он пишет письмо К. П. Победоносцеву, в котором речь идет об отдельном оттиске его статьи «Лучше поздно, чем никогда», опубликованной в журнале «Русская речь»: «Великим князьям Сергию и Павлу Александровичам… я решусь представить брошюру и надеюсь, что они как всегда благосклонно примут мое скромное приношение».[388]
Таким образом, отношения великого князя Сергия и писателя Гончарова не были отмечены печатью какой-либо особенной близости. Но это были ровные, доброжелательные с обеих сторон и многолетние отношения. Они прервались самым естественным образом в 1891 году: в этот год великий русский романист умер, а великий князь был назначен генерал-губернатором Москвы.
Заключение
В дневнике священника-писателя Сергея Дурылина есть запись: «… Николаевская крепостная Россия, эпоха «великих реформ — 60-е годы, 70-е», «80-е и т. д.» — все эти загоны или загончики — и как ясно… что это лишь загоны — для человеческого духа, и человек воистину лишь тот, кто не считает загонного воздуха своим родным, кто не поддаётся неволе в своём загоне и непрестанно ищет для своих лёгких иного, чистого, благоуханного вселенского воздуха..»[389] Гончаров всегда был в эпохе, участвовал в жизни России, какой бы она ни была, но при этом всегда умел посмотреть на своё время с точки зрения вечности, высших идеалов, всегда искал «иного, чистого, благоуханного вселенского воздуха…». В этом он видел свою задачу художника — и блестяще её выполнил.
Однажды романист признался: «Иногда мне бывает жаль, что во мне много погибает идей, образов, чувств…». Но и того, что написал Гончаров, хватит многим поколениям читателей. Его произведения чрезвычайно сжаты, содержательны и поразительно отделаны, недаром роман «Обломов» писался десять, а «Обрыв» почти двадцать лет! В его наследии нет ничего незаконченного, неотделанного — никакого литературного балласта, ничего малозначащего, второстепенного. Его шедевры не теряют своей свежести вот уже более ста лет. Круг читателей Гончарова всё более растёт, причём не только в России, хотя писал он прежде всего для русских людей: «Я очень мало интересуюсь переводами моих сочинений на иностранные языки, прежде всего потому, что… писатель, появляющийся в иностранной литературе, не может завоевать и половины того места, какое он занимает в своей стране, вследствие различия в нравах и условиях жизни». Ныне его произведения переведены на многие языки мира. Воздействие Гончарова ощутили на себе многие крупные авторы. Уже Л. Толстой в письме к нему признавался, что Гончаров имел на него большое влияние. Художественный опыт Гончарова осмысливали такие разные авторы, как Д. С. Мережковский, М. Пришвин, В. М. Шукшин, Р. Киреев, Ф. Искандер и др. Начиная с 1990-х годов и до настоящего времени идёт неуклонный процесс всё большего признания воздействия великого писателя на мировую литературу. Здесь следует упомянуть имена столь известных классиков мировой литературы XX века, как С. Беккет, Д. Джойс, В. Вульф… Влияние Гончарова на мировой литературный процесс растет исподволь, но прочно, при этом все более ускоренно и заметно. Уже сегодня ясно, что представление о примитивном бытописателе крайне устарело. Гончаров при жизни был писателем элитарным, таковым остается и сейчас. Он не жаждал скороспелой литературной известности. Когда французский критик де Визева обратился к нему за разрешением перевести его роман, писатель ответил: «Я удивляюсь самообольщению тех моих собратий, которые воображают, что они работают для будущего. Я не могу разделять такого самообольщения. Литература в наше время — искусство совершенно такое же как, шляпное или меблировочное мастерство. Каждому поколению нужны новые книги, как новые фасоны шляп или новые рисунки мебели. Мои сочинения состарились, как и я сам. Попытка представить их или меня более молодыми была бы тщеславием, от которого я стараюсь быть подальше. Вот почему я всеми силами старался помешать новому изданию у себя на родине, и мне было бы прискорбно узнать, что в чужой стране находятся люди, желающие выкапывать из могилы эти отжившие вещи…» А между тем Гончаров был чрезвычайно требователен к своему таланту и чрезвычайно же самолюбив как автор. Он хотел успеха прочного, капитального, зависящего не от поспешных переводов и критик. Он понимал, что его романы не сразу будут прочтены «между строк» — на это потребуются многие десятилетия. Но зато пришедшее признание установится навсегда — и на огромной высоте. Время такой славы Гончарова наступает сейчас, в преддверии его 200-летнего юбилея. Более того, чем дальше в глубь времени отодвигается его творчество, тем понятнее, глубже и современнее оно становится. Гончаров оказался писателем даже не XX, а XXI века.
Личность и творчество великого русского писателя И. А. Гончарова впервые рассматриваются с христианской точки зрения. Установлено, что писатель находился в церковной ограде от первого до последнего дня своей жизни, а в его романах разлит свет Евангелия. Романная трилогия Гончарова показывает духовное восхождение героя: от АДуева в «Обыкновенной истории» до РАЙского в «Обрыве». Книга доказательно ставит имя Гончарова в ряд христианских русских писателей: от Н. В. Гоголя до А. С. Хомякова и Ф. М. Достоевского.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Великая Смута начала XVII века высушила русское море и позволила взглянуть, что там, на самом дне его. Какие типы человеческие обитают у самого основания. Какая истина содержится в их словах и действиях. И, слава Богу, там, в слоях, на которых держится всё остальное, были особенные личности. Такие персоны одним своим существованием придают недюжинную прочность всему народу, всей цивилизации. Это… живые камни. Невиданно твердые, тяжелые, стойкие ко всяким испытаниям, не поддающиеся соблазнам. Стихии — то беспощадное пламя, а то кипящая мятежным буйством вода — бьют в них, надеясь сокрушить, но отступают, обессиленные.
Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.
Эта книга об удивительной женщине, прожившей большую, похожую одновременно и на сказку, и на приключенческий роман жизнь. Невестка Императора Александра II, жена Императора Александра III, мать Императора Николая И. Большую часть своего земного бытия Императрица Мария пребывала на той общественной высоте, где вершились судьбы государств, империй и народов. И она в полной мере на себе ощутила неумолимость хода времен, став в XX веке одной из первых жертв беспощадного «колеса истории». Но эта маленькая женщина смогла преодолевать, казалось бы, непреодолимое, научилась находить луч света надежды даже в непроглядной тьме окружающей действительности.Она выдержала.
В центре судьбоносного для России XVII века находится фигура Царя Алексея Михайловича. Ещё при жизни в народе он получил прозвание «Тишайшего», что очень точно отражало нравственно-психологический портрет второго Царя из Династии Романовых, хотя сам период его правления был далеко не спокоен. Изнурительные войны с Польшей в 1654–1667 годах и Швецией в 1656–1658 годах, народные мятежи — Соляной бунт 1648 года, Медный бунт 1662 года, как и антиправительственное движение под руководством донского казака Степана Разина в 1670–1671 годах — стали испытанием на прочность и государственного устроения и компетентности власти.