Гончаров и его подзащитная - [3]

Выступая в роли понятых, мы расписались во всевозможных протоколах и за неимением оснований к задержанию были с миром отпущены. Однако веселиться и продолжать пить водку с селедкой желание пропало начисто. В седьмом часу вечера, неудовлетворенный и сердитый, я вернулся домой.

Убийство Валеркиной соседки не давало мне покоя весь вечер. Оно могло показаться совершенно ординарным, если бы не одно обстоятельство: никаких видимых мотивов в нем не усматривалось. Непременно в понедельник вечером позвоню Ефремову и расспрошу, как развиваются события. Может быть, что-то и прояснится.

В понедельник, ближе к вечеру, он позвонил сам. Едва поздоровавшись, заговорил срывающимся от волнения голосом:

— Костя, ты не представляешь… Нет, только подумай. Ну и дела творятся в нашем датском королевстве. Я как узнал, так чуть не уписался. Ей-богу, в голову бы не пришло…

— Кукольник, — жестко прервал я его сумбурный поток, — заткнись и выпей воды. Только потом я буду тебя слушать, в противном же случае беседуй с унитазом.

— Ну да. Конечно, — успокаиваясь, согласился он. — Костя, а ты был прав. Эти племянницы те еще штучки. Оказывается, они переписали бабкину квартиру на себя еще год назад, причем, насколько мне стало известно, без ведома самой Антоновны.

— Как? Как можно?

— Вот так! Когда есть деньги, все возможно.

— Ну что ж, поздравляю. На этот раз зло будет наказано.

— Да, но это еще не все. Ты представляешь, эти паскудницы после того, как убили тетку, не побрезговали ее пенсией. Это до какого же скотства нужно дойти, чтобы опуститься до такого!

— А откуда ты узнал о пенсии? Они сами тебе об этом сообщили?

— Нет, конечно. Ко мне только что заходил участковый Оленин. Он-то все и рассказал. Нет, ну ты подумай, какие суки!

— Погоди-ка, а откуда твоему участковому стало известно о том, что они после убийства присвоили ее пенсию? Они сознались в этом?

— Ну, я не знаю. А только денег в квартире не обнаружено ни копеечки, хотя четвертого февраля Нина Антоновна пенсию получила, о чем свидетельствует ее роспись в ведомости.

— Ясно, а что твой капитан говорит о дате ее смерти?

— Вот-вот, именно где-то в это время ее и укокошили.

— Лерка, ты там что-то про кольцо упоминал. Они его тоже забрали?

— Нет, как ни странно, колечко и золотые сережки менты нашли сразу. В шифоньере, в старой картонной коробочке, там, где она их всегда хранила.

— Ну, тогда все ясно. Тогда все понятно. Позванивай, — заканчивая разговор, пробормотал я.

А ничего-то тебе, самоуверенный господин Гончаров, не ясно, ничего не понятно, а скорее даже наоборот. Неувязки получаются. Скажи мне на милость, почему племянницы-убийцы забрали нищенскую старухину пенсию и при этом не тронули золотых вещиц? Ведь они, судя по Леркиным рассказам, прекрасно знали, где бабуля их хранит, а цена их гораздо выше теткиной пенсии. И вообще, зачем они забрали деньги? Если для отвода глаз, чтобы направить следствие по ложному пути, то и золотишко прибрать им было бы не вредно. И погромчик инсценировать не мешало. Однако ничего такого нет. В квартире, если не считать разбросанного постельного белья, полный порядок. Что-то не компонуется это, казалось бы, заурядное убийство. Ясно пока только одно: преступление совершено лицами не случайными. Незнакомым людям бабка дверь не откроет. Погодите, товарищ Гончаров, а почему вы считаете, что она сама открыла дверь лиходею? Насколько мне помнится, Лерка говорил, что к ней приходит патронажная сестра. Вот откуда бы я начал танцевать свое танго. Надо бы напомнить о ней участковому. Хотя вряд ли он отнесется к этой рекомендации серьезно. Не нужна она ему. Тогда кому все это нужно? Может быть, господину Гончарову, поборнику справедливого возмездия? Нет уж, увольте, своих шишек мне хватает выше головы.

Удовлетворенный правильной мыслью, я тайно выпил чашку водки, завалился на диван и позабыл об этой истории навсегда.

В пятницу я проснулся довольно поздно, когда часы показывали полдень, а от Милки оставался только запах духов и рекомендательная записка о том, чтобы сегодня я напрочь воздержался от приема спиртного, поскольку вечером мы приглашены на день рождения ее очередной подруги. Выкурив сигарету и приняв водные процедуры, я прикидывал, как половчее выполнить ее пожелания, да так, чтоб и волки были сыты, и овцы целы. После недолгих размышлений такой компромисс мною был найден.

Всякий уважающий себя джентльмен, проснувшись утром, непременно должен выпить чашечку кофе, и нет в том ничего зазорного, если он плеснет туда символическую капельку коньяку. Что, собственно, я и сделал. И не моя в том вина, что в полученном напитке почему-то превалировал коньяк. В конце концов, я не провизор и мензурок у меня нет.

С котом на коленях я устроился перед телевизором и, потягивая коричневое пойло, вместе с господином Ковровым занялся разгадками петербургских тайн, и что характерно — с каждым глотком герои этого фильма становились мне дороже и милее.

Резкий звонок в дверь, показавшийся мне совершенно неуместным, разрушил нашу идиллию. Негромко сквернословя, я сбросил кота и, запахнув халат, открыл дверь.