Гомункул - [77]

Кракен сунул в карман трясущуюся руку, нашарил флягу с джином и обжигающей ароматной струей вылил себе в горло добрую половину ее содержимого. Останки предприняли новую попытку собраться, однако с прежним успехом: одна из вывернутых кистей шустрым крабом забегала было по полу, но — как и все прочие кости — вскоре обмякла, словно в изнеможении.

Кракен поклялся больше не смотреть туда. Так будет лучше. Даже если скелет сумеет подняться, он с легкостью убежит от него или покрошит в щепы кочергой, лежавшей теперь на каминной полке. Да будь он проклят, если позволит запугать себя кучке старых костей. Сделав последний, солидный глоток джина, Кракен скривился и потянул с пианино ящик. Повернувшись, шагнул к двери и в ужасе увидел, что дверная ручка поворачивается — медленно и беззвучно. Услышал нетерпеливое шарканье переступающих ног и разглядел над порогом оранжевую полоску тусклого света от потайного фонаря.

Стараясь не совершать резких движений, Кракен попятился к дальней стене. Что, если это Уиллис Пьюл? Или даже сам Нарбондо? Тут ему и конец, это точно, как и всем надеждам восстановить свое доброе имя в глазах капитана Пауэрса и бедного Джека Оулсби. Кто бы ни стоял за дверью, борьба с упрямой ручкой шла уже нешуточная: ее немилосердно дергали и выкручивали, отринув всякие попытки обойтись без лишнего шума. Полетели проклятия, исторгаемые безошибочно узнаваемым высоким голосом Уиллиса Пьюла. Нижней части двери отвешивались крепкие пинки.

Свободной рукой Кракен зашарил по дальней стене, пытаясь нащупать подвижную панель, скрывавшую путь к спасению. Он тряс каждую вверх и вниз, всхлипывая и едва дыша, а в дверь за его спиной уже барабанили; по полу царапали ножки стула.

С пугающей внезапностью гладкая панель отошла внутрь, постояла и медленно затворилась вновь. В отчаянии Кракен ударил в нее плечом и влетел в холодный и пыльный коридорчик. Огонек наклоненной свечи утонул в растопленном воске, а панель начала медленно закрываться.

Кракен лежал на пахнувшем плесенью грязном полу, сдерживая свистящее дыхание и сквозь сужавшуюся щель наблюдая за тем, как подпиравший дверь стул опрокидывается, а в лабораторию макушкой вперед вваливается Уиллис Пьюл. Наступила полная тьма, но и сквозь закрытую панель был очень даже хорошо слышен чей-то гневный окрик и сразу за ним — даже более громкий, безумный вопль Пьюла. За треском ломаемых стульев, громогласной руганью и внезапно раздавшимся оглушительным выстрелом воспоследовала звонкая тишина. Кракен хлопал себя по карманам, пытаясь отыскать спички.

При звуке выстрела Лэнгдон Сент-Ив и Хасбро застыли на месте, так толком и не приступив к подъему. Более предпочтительным вариантом было бы остаться на улице, но оба осторожно вошли и сделали пару-тройку шагов по лестнице. Ведшая в проулок дверь черного хода была наглухо заколочена: любым ворам, кем бы те ни являлись, придется выбираться из дома через парадный подъезд. Представлялось мало полезным бежать наверх и врываться без оружия в помещение, полное отчаянных головорезов. Куда проще подождать внизу и решительно преградить путь всякому, кто покажется на пороге с ящиком в руках. Чьи коварные происки привели сюда проповедника, ничуть их не касалось.

Прозвучавший выстрел заострил тайну. Возможно, этим вечером Годелл был занят воплощением своего плана свести всех негодяев вместе; сейчас они, похоже, увлеклись истреблением друг друга. Где-то наверху хлопнула дверь. Прогремел второй выстрел, кто-то взвыл от боли. Дверь громыхнула о стену, раздались дикие крики.

Следуя примеру Хасбро, Сент-Ив развернулся и поспешил сбежать по тем немногим ступеням, на которые оба успели подняться. Уже на нижней площадке, у самого выхода, Хасбро рывком распахнул дверь в крохотную комнатенку — немногим больше стенного шкафа, — и оба втиснулись туда, чтобы, прикрыв дверь, тем не менее обеспечить себе обзор нижних ступеней лестницы сквозь оставленную узкую щель. По упомянутым ступеням не замедлил кубарем скатиться отчаянно завывавший Уиллис Пьюл; ничком рухнув у подножия лестницы, он так и остался лежать.

Из своего укрытия Сент-Ив едва мог различить лицо упавшего, но уже осознал, что с ним что-то не в порядке. В скудном свете, пробивавшемся в открытую дверь с улицы, кожа Пьюла обрела жуткий оттенок мертвенной зелени, словно ассистент Нарбондо пал жертвой какой-нибудь редкой тропической болезни.

— Что за… — начал Сент-Ив, с ужасом вглядываясь в изуродованное лицо, когда прямо позади него, за панельной стеною кладовки, вдруг раздались отчаянный стук и исполненные мучения стоны. Отпрянув с невольным криком, Хасбро пихнул Сент-Ива в спину, и оба пулей вылетели бы на площадку, если бы дверь не удерживало на месте распростертое тело Пьюла.

Вцепившись пальцами в плечо перепуганного Хасбро, Сент-Ив осознал, что вопит что есть мочи прямо в ухо своему слуге, и тут дубовая панель медленно отошла в сторону, явив их взорам ужасающий, чудовищный, безглазый лик шатающегося, еле стоящего на ногах мертвеца; его мокрые, свалявшиеся волосы торчали во все стороны уродливой пародией на изображения святых. Сент-Ива и Хасбро окатило гнилостной вонью разлагающейся плоти, и над плечом первого трупа поднялось второе мертвое лицо. Рты обоих хлюпали, находясь в непрестанном движении: ни дать ни взять, две коровы, перетирающие жвачку.