Гомункул - [57]

Пьюла захватила внезапная идея. Он мог бы выскользнуть из поезда, вернуться в поместье Сент-Ива и спокойно выпотрошить дом в отсутствие хозяина. Спалить усадьбу, если понадобится. Он поторопился, но теперь у него появился шанс. Он вскочил, уронив газету на пол, но стоило поезду снова дернуться, повалился на сиденье. Похоже, состав наконец тронулся. Пьюл распахнул дверь и высунулся в коридор — как раз вовремя, чтобы увидеть в нескольких ярдах перед собой спину слуги Сент-Ива, стоявшего в проходе и беседовавшего со своим господином через открытую дверь купе. Пьюл отскочил назад, а поезд снова остановился. Он что, обречен остаться в проклятом поезде? Лишиться второго шанса? Пьюл лишь плечами пожал. Какая разница, в конце концов? От его возвращения в усадьбу выиграет только Нарбондо. Горбун всегда остается в выигрыше.

— Горячие лепешки! — раздался крик под окном. — Кофе и чай!

Пьюл протянул шиллинг. Обсыпанный мукой торговец взвизгнул и уронил выпечку вместе с подносом и всем прочим прямо на перрон. Кофе разлился. Торговец взвизгнул снова.

— Прышелитц! — возопил он, заваливаясь на спину. — Чортов прышелитц!

В соседнем купе подняли оконное стекло. «Бринсинг!» — крикнул кто-то. В зыбкий утренний сумрак высунулась чья-то голова. Послав подальше осторожность, Пьюл высунулся и сам — на него глядел Лэнгдон Сент-Ив, от потрясения лишившийся дара речи. Поезд дернуло; Пьюл метнулся к двери. Торговец визжал, не переставая. Хасбро уже бежал к его купе, но Пьюл вцепился в ручку и распахнул дверь прямо у него перед носом, да еще и навалился плечом, рассчитывая свалить слугу Сент-Ива одним ударом. В соседнем купе, оказавшемся как раз за его спиной, сидела хрупкая пожилая женщина, не сводившая округленных в ужасе глаз с грязных бинтов на голове Пьюла. Ноги она поставила на низенький дорожный чемодан, вне сомнения, слишком тяжелый, чтоб поднять на багажную полку.

Пьюл мигом шмыгнул в ее купе, обеими ногами уперся в дверной косяк, потянул на себя чемодан старушки, вырвал из-под ее ног и выволок в проход, кляня их всех на чем свет стоит — и чемодан, и его владелицу, и Сент-Ива. И лишь подперев чемоданом распахнутую дверь, сообразил наконец, что усилия не стоят затраченного времени. Ругнувшись еще разок на прощание, Пьюл рванул в конец вагона и перемахнул в следующий, где слегка замедлил бег, мучительно соображая, куда, черт возьми, человеку спрятаться в движущемся поезде.

Деревья и луга проплывали мимо. «В крайнем случае, решил Пьюл, — придется прыгать». Лучше прямо сейчас, до того, как преследователи распутаются с дверьми и чемоданом. Никому из них и в голову не придет, будто он настолько взбешен, чтобы решиться на такое. Однако деревенский пейзаж летел мимо с изрядной скоростью — слишком опасно. Пьюл пробежал следующий вагон насквозь, потом еще один и угодил в третий класс. Этот вагон с двумя параллельными рядами деревянных скамей, установленных по ходу движения поезда, пустовал, если не считать единственного пассажира — мужчину в высоченной шляпе, клевавшего носом у прохода.

На коленях у этого типа стоял типичный ящик Кибла, и от этого зрелища Пьюл едва не задохнулся. Ему даже пришлось вцепиться в спинку скамьи, сражаясь с жестоким приступом головокружения. Что это могло значить? Какие жуткие игры затеяла фортуна, бросая ему в лицо эту перчатку?

За спиной нарастала лавина криков, а с ними и треск ломавшихся досок. Если не поспешить, все пропало, и виноват в этом будет он сам. Пьюл огляделся, едва дыша. Под сиденьями скамей разместились металлические багажные ящики разной степени сохранности. Он вцепился в свободно болтавшийся металлический пруток и начал его выкручивать, ожидая вот-вот услышать стук распахнувшейся двери и новую волну криков или того, что человек с ящиком — вполне вероятно, верный союзник Сент-Ива — проснется и отрежет ему путь к отступлению. Железный прут звякнул об пол. Пьюл схватил его, когда спящий уже начинал поднимать голову. Мужчина с ящиком на коленях едва успел разлепить один глаз, когда Пьюл хряснул его прутком по лбу, точно цепом, испустив протяжный вопль. Железо врезалось в голову мужчины и, кажется, застряло в ней, словно деревянная ложка в пудинге. Пьюл выпустил прут из рук и выхватил ящик с колен повалившегося вперед мужчины. Позади громыхнула дверь, и Пьюл без промедления бросился дальше, гигантскими прыжками пронесся по оставшимся вагонам, пока, оказавшись в тамбуре, не угодил в прохладные объятия утра. Дальше бежать уже было некуда. Он вжался спиной в дверцу, намереваясь удерживать ее, пока есть силы. Преследователи с воплями колотили с другой стороны, мимо Пьюла пролетали овцы на дрейфующих назад лугах.

Входя в плавный поворот, состав чуть сбросил скорость, и алхимик наконец решился. Зажмурившись, он катапультировался из летящего вагона, завывая, врезался в высокую траву и докатился до самого края пруда, к изумлению мирно пасшихся там овец. Полежал немного, воображая повреждения, нанесенные падением его селезенке или печени. Подвигал конечностями и ощутил себя совершенно целым. Ужасно гордый собой, Пьюл поднялся и зашагал через пастбище с видом человека, довольного проделанной за день работой.