Гомункул - [43]

Нападавший оказался на удивление легок, но тем не менее давление на горло Годелла лишь возросло. Шляпа налезла ему на глаза и, не желая слетать, застряла там так же прочно, как и человек на спине. Косясь из-под тульи, Годелл стал свидетелем появления из-за угла двух подручных Шилоха; старый проповедник тем временем нагнулся подобрать упавший пистолет.

Годелл рванулся было туда же, но тяжесть противника не давала ему необходимой свободы. Он встал и выпрямился; прыгун висел цепко, как клещ. Оставалось только одно, и Годелл, набирая скорость, спиною вперед вбежал в стоящий рядом брогам.

От удара коляска закачалась на рессорах; встревоженная лошадь рванулась вперед. Над ухом у Годелла раздался гортанный взвизг — прыгун дернулся в сторону, увлекая его за собой и опять лишая равновесия. Снова падая на мостовую, Годелл видел, как Шилох уклоняется от взмахов трости, плясавшей в руках у Нелл. Женщина ухватила это орудие за конец и, когда Шилох предпринял неуверенную попытку дотянуться до упавшего пистолета, с размаху впечатала в ухо проповеднику полумесяц рукояти из слоновой кости. Не останавливаясь, Нелл тут же развернулась и всадила наконечник трости в горло толстяку в тюрбане, только теперь подоспевшему на помощь поверженным сотоварищам.

Годелл потянулся к пистолету, тяжело перекатился на бок и угрожающе потряс оружием. Толстяк стоял на коленях посреди общей суматохи, пытаясь вернуть себе дыхание. Проповедник сидел на брусчатке, медленно качая головой; из-под волос у него сочилась струйка крови, а глаза метали в Нелл темные молнии, исполненные ненависти и боли. Кучер брогама лежал недвижно, запутавшись конечностями в спицах заднего колеса, которое защемило ему ногу в тот самый миг, когда лошадь одним рывком смела его с уютного насеста на спине Годелла.

Схватку, разумеется, следовало счесть завершенной, но Годелл медлил в замешательстве. Тащить ли с собой старика? Но Нелл уже шагала прочь, унося с собою его любимую трость. Небо было ясным и серым, в утренней тиши слышался цокот копыт: приближался чей-то экипаж. Для острастки Годелл еще раз взмахнул пистолетом и поспешил вслед за Нелл Оулсби. Оглянулся он, лишь миновав перекресток с Лексингтон-стрит двумя кварталами дальше: две уродливые фигуры живых мертвецов высились над своим поникшим, неловко скрючившимся хозяином.

IX БЕДНЫЙ, БЕДНЫЙ БИЛЛ КРАКЕН

Уиллис Пьюл стоял, навалившись грудью на перила набережной, и озирал суету Биллингсгейтского рынка. Солнце успело приподняться над линией горизонта и сквозь просветы в облаках ласкало рыжеватыми бликами тихие воды Темзы. Мокрые от дождя булыжники улиц были умилительно чисты. При других обстоятельствах утро могло показаться довольно приятным, учитывая идиллический пейзаж дока: мачты и снасти парусников тянутся в бледно-лиловую вышину над рядами качающихся у пристани рыболовных судов, а сотни рыбаков заняты выгрузкой на берег ночного улова. Все бы хорошо, но Пьюлу так и не удалось сомкнуть глаза прошлой ночью. Нарбондо желает получить нового карпа, да поскорее; его собственный экземпляр погиб от воспалении плавательного пузыря. Вылазки в океанариум никак нельзя устраивать по два раза на дню. Имелись шансы, что рыбоводы из хозяйств Клингфорда выставят карпов на продажу в Биллингсгейте. Если те окажутся свежими и не начнут сохнуть еще по пути сюда, у компаньонов появится надежда все-таки преуспеть в возрождении Джоанны Сауткотт из могильного праха.

Горбун еще долго рвал на себе волосы, стоило старику уйти, прихватив с собою и Нелл Оулсби. Нарбондо из ума выжил, если взаправду считал, что им удастся хоть как-то расшевелить груду костей на мраморной крышке стола, но еще большим безумием было доверять Шилоху в части исполнения его стороны сделки. Проповеднику ничего не стоило надуть их, а власть его все усиливалась. Пьюл видел, как с полдюжины его обращенных бродили по рынку; многих немедля приставляли к делу — заворачивать рыбу. И никто из этих приверженцев, кажется, не был мертвецом, оживленным стараниями Нарбондо. Даже самый нелепый, надуманный и мерзкий культ способен обрести иллюзорную весомость просто за счет количества адептов.

Пьюл задумался, как раскроются его возможности, если он свяжется с Шилохом, станет обращенным. Он мог бы проделать это втайне, не порывая с Нарбондо, и тогда уже стравливать этих двоих, как вздумается… Пьюл уставился в свой кофе, не слыша свиста, криков и воплей нагруженной корзинами толпы вокруг.

Бессонная ночь скверно отразится на коже. Пьюл рассеянно потрогал бугор на щеке. Вся столетиями накапливавшаяся мощь алхимической науки в его распоряжении — а он, похоже, не может положить конец этим чертовым угрям с прыщами. Камфорные ванны едва не удушили его насмерть. От горячих компрессов с ромом, с уксусом и — Пьюл содрогнулся при воспоминании — с мочой на его лице высыпали пузыри, и прошло добрых два месяца, прежде чем он смог выходить, уже не опасаясь, что народ на улицах перешептывается и тычет пальцами за его спиной. Хотя они, наверное, все равно так делали, подонки…

Праздно почесав нос, Пьюл принюхался к кофе, чей пряный пар едва маскировал запахи водорослей, идущие от моллюсков, устриц и потрошеной рыбы, — запахи, огромным покрывалом облекавшие весь рынок. От запаха рыбы — мертвой рыбы, вытащенной из воды, — его уже мутило.