Гоминиды - [29]
Наиболее известная её часть — верхняя часть черепа с надбровными дугами — выставлялась, остальные кости хранились в стальной ящике, запертом в стальном шкафу, стоящем в стальном сейфе размером с комнату. Мэри вошла в сейф в сопровождении местного препаратора костей по имени Ганс. Они надели защитные пластиковые комбинезоны и медицинские маски; были предприняты все меры предосторожности для того, чтобы избежать загрязнения древних костей современной ДНК. Конечно, нашедшие кости археологи без сомнения их загрязнили, но за минувшие с тех пор полтораста лет их незащищённая ДНК на поверхности костей полностью распалась.
Мэри могла взять лишь малюсенький кусочек кости; туринские священники стерегут свою плащаницу столь же ревностно. Тем не менее, это оказалось чрезвычайно трудно и для неё, и для Ганса — они словно оскверняли величайшее произведение искусства. Мэри обнаружила, что утирает слёзы, наблюдая, как Ганс ювелирной пилой отрезает полукруглый фрагмент толщиной всего сантиметр и весом три грамма от правой плечевой кости, сохранившейся лучше других.
К счастью, твёрдый карбонат кальция в наружных слоях кости должен был защитить и сохранить исходную ДНК внутри неё. Мэри привезла образец в свою лабораторию в Торонто и высверлила из него крошечные образцы.
Потребовалось пять месяцев кропотливой работы, чтобы извлечь 379-нуклеотидную последовательность из контрольного участка неандертальской митохондриальной ДНК. Мэри воспользовалась полимеразной цепной реакцией, чтобы создать миллионы копий восстановленной ДНК, а потом тщательно секвенировала её. Потом она проверила соответствующий участок митохондриальной ДНК 1600 современных людей: канадских индейцев, полинезийцев, австралийцев, африканцев, азиатов и европейцев. У каждого из этих 1600 людей по крайней мере 371 из 379 нуклеотидов были одинаковы; максимальное отклонение равнялось всего восьми нуклеотидам.
Но в ДНК неандертальца в среднем лишь 352 нуклеотида совпадало с современными образцами; отклонение в целых двадцать семь нуклеотидов. Мэри заключила, что её вид людей и неандертальцы должны были разойтись в развитии где-то между 550000 и 690000 лет назад, чтобы их ДНК оказалась настолько различной. Общий же предок всех современных людей жил, вероятно, между 150000 и 200000 лет назад. Хотя разделение линий людей и неандертальцев произошло гораздо позже, чем разделение рода Homo и его ближайших родственников, шимпанзе и бонобо, имевшее место от пяти до восьми миллионов лет назад, это всё же было достаточно давно, чтобы Мэри посчитала неандертальцев совершенно отдельным от современных людей видом, а не просто подвидом: Homo neanderthalensis, а не Homo sapiens neanderthalensis.
Многие не согласились. Милфорд Уолпофф из Мичиганского университета был уверен, что неандертальские гены были полностью включены в генофонд современных европейцев; любой образец, демонстрирующий что-то иное, он считал нехарактерной последовательностью или неверной интерпретацией.
Но многие палеоантропологии согласились с выводами Мэри, хотя каждый — и она сама в том числе — оговорился, что для подтверждения нужно провести дополнительные исследования… если только появится другой источник неандертальской ДНК.
И сейчас, возможно — лишь возможно — такой источник был найден. Этот неандерталец никак не может быть настоящим, думала Мэри, но если он всё же настоящий…
Мэри закрыла компьютер и посмотрела в иллюминатор. Под ней простирался пейзаж Северного Онтарио, усыпанный обнажениями скал Канадского щита и утыканный осинами и берёзами. Самолёт начал снижение.
Рубен Монтего понятия не имел, как выглядит Мэри Воган, но, поскольку на самолёте «Инко» не было других пассажиров, он опознал её без труда. Это оказалась белая женщина под сорок с волосами медового цвета, темнеющими у корней. В ней было, наверное, фунтов десять лишнего веса, а когда она подошла ближе, Рубен ясно увидел, что она мало спала в эту ночь.
— Профессор Воган, — сказал Рубен, протягивая руку. — Я Рубен Монтего, врач с шахты «Крейгтон». Спасибо, что приехали. — Он указал на молодую женщину, с которой приехал в аэропорт. — Это Джиллиан Риччи, пресс-секретарь «Инко»; она о вас позаботится.
Рубену показалось, что Мэри была очень обрадована тем, что её будет сопровождать молодая привлекательная женщина; возможно, профессор была лесбиянкой. Он потянулся за чемоданчиком, который Мэри держала в руках.
— Позвольте вам помочь.
Мэри отдала ему чемодан, но держалась рядом с Джиллиан, а не Рубеном, когда они шли под летним солнцем через посадочное поле. Рубен и Джиллиан были в солнцезащитных очках; Мэри же щурилась от яркого света — очевидно, она очки с собой не захватила.
Когда они подошли к тёмно-красному «форду-эксплореру» Рубена, и Джиллиан начала садиться на заднее сиденье, вежливо уступив переднее гостье, Мэри остановила её.
— Нет-нет, лучше я там сяду, — сказала она. — Я… мне надо вытянуть ноги.
Её странное заявление на мгновение повисло в воздухе, потом Джиллиан слегка пожала плечами и пошла к передней двери.
Они поехали прямиком в медицинский центр Сент-Джозеф, который находился на Парижской улице, прямо за зданием Музея Севера в форме снежинки. По дороге Рубен вкратце рассказал о происшествии в обсерватории и о странном человеке, которого там нашли.
