Гомер - [31]

9) Уже было сказано, что никакая народность, ни гомеровская, ни какая-нибудь другая, не может существовать вне стихии социально-политической жизни. Даже и самая древняя мифология, отражающая первобытное развитие народов, только в представлении буржуазного индивидуализма оказывается чем-то необщественным и неполитическим. На самом деле даже и там общенародные мифы насквозь пронизаны общественно-политической жизнью; только, правда, эти социально-политические мотивы древней народной мифологии бывают часто весьма трудными для анализа. Что касается Гомера, то его народность достигла такой степени дифференциации, что можно уже прямо и в буквальном смысле слова говорить о его общественно-политической тенденции.

У Гомера изображается война, и войну эту ведет весь греческий нарОдиссея Война эта народная и с точки зрения греков справедливая, поскольку она имеет своей целью восстановить попранные греческие права. Но в этой справедливой народной войне Гомер удивительным образом сочувствует не греческим царям и героям, но троянским. Он уничижает Агамемнона и Ахилла, вождей греческого войска, и дает их в остро-сатирическом изображении. Несомненно, в вопросах колониальной политики и колониального соперничества Гомер занимает весьма определенную политическую позицию и безусловно находится в оппозиции к заправилам тогдашней политики, сочувствуя одним греческим городам и отрицательно относясь к другим. В приведенной выше работе Э. Миро (во II томе, особенно страница 418–432) показаны афинские колониальные симпатии Гомера, противоположные по отношению к политике других городов, например Сикиона. Аттика заигрывала с Троадой, откуда и положительное изображение у Гомера троянских царей и героев.

Но общественно-политическая тенденция у Гомера идет гораздо дальше. Как мы увидим ниже, можно прямо говорить об антивоенной тенденции у Гомера, хотя тут не должно быть никакой модернизации: как ни трагична война для Гомера, но он в буквальном смысле слова упивается изображением военных объектов и самой войны; и если основная масса войска иной раз не хочет воевать (и тут все учебники прославляют Ферсита), то, с другой стороны, войска Ахилла прямо-таки жаждут сражаться. Это видно из такой речи самого Ахилла (Илиада, XVI.200–214):

Не забывайте никто у меня тех угроз, мирмидонцы.

Как при судах наших быстрых, в то время, как гневом пылал я,

Вы угрожали троянцам и горько меня обвиняли:

"Желчью, свирепый Пелид, ты матерью вскормлен своею!

Близ кораблей ты насильно товарищей держишь, жестокий.

Лучше в судах мореходных домой мы назад возвратимся.

Раз уж тобой овладела такая безмерная злоба!"

Так вы мне часто, сходясь, говорили. Великое дело

Битвы теперь наступило: ее вы так долго желали!

В бой теперь каждый иди, в ком сердце отважное бьется!

Так говоря, возбудил он и силу, и мужество в каждом.

Слово царя услыхавши, тесней мирмидонцы сомкнулись.

Так же, как каменщик, камни смыкая с камнями, выводит

Стену высокого дома в защиту от дующих ветров, -

Так же сомкнулись ряды щитов меднобляшных и шлемов.

Характерно и то воодушевление, и то небывалое единодушие, которое охватило войска при вести о предстоящем сражении с троянцами в связи с примирением Агамемнона и Ахилла (XIX.41–53, 74 слог). Следовательно, изображая трагедию войны, Гомер все же стоит за ту войну, которую он считает справедливой. Другими словами, гомеровские поэмы создавались в атмосфере клокочущих общественных, политических и военных страстей; и поэтому здесь меньше всего можно говорить о какой-нибудь абстрактной народности. Здесь показан греческий народ в острейший момент своей истории, в период напряженнейшей борьбы аристократических и демократических элементов возникающего классового общества, в период напряженнейшей колониальной экспансии.

10) В заключение этого раздела о народности заметим, что никогда не было недостатка в исследователях, отрицавших эту народность у Гомера. Выше мы уже встретились с классическим в этом отношении трудом Низе. Из новейших представителей такого взгляда укажем все на того же Э. Миро. Э. Миро целиком отрицает народное происхождение гомеровских поэм. С точки зрения языка, по его мнению, здесь мы находим такую искусственность, к которой не был способен ни народ, ни его певцы. Дактилический гекзаметр — это слишком акробатический стих, чтобы народные певцы могли им легко владеть. Скорее он происхождения ритуального, и сама поэзия гомеровская исходит из религиозных сфер. Археологически-древняя народность Гомера тоже не выдерживает критики. Иначе пришлось бы всякий исторический роман признавать написанным в те времена, которые в нем изображаются (страница 336–346). Едва ли подобная теория заслуживает критики с нашей стороны. Дактилический гекзаметр нисколько не сложнее других стихотворных размеров у других народов, а относительно религии сам же Миро доказывает, что у Гомера ее осталось очень мало. Миро также отвергает и исторический факт существования Троянской войны, признанный всеми историками и археологами (I, страница 357–376). Мы не будем здесь опровергать Миро, а укажем хотя бы на недавнюю работу Дж. Форсдайка "Греция до Гомера" (J. Forsdyke, Greece before Homer. Ancient chronology and mythology. Lond., 1956), где на основании археологических, хронографических и исторических источников подробно освещается вопрос о хронологии троянской войны и достаточно убедительно устанавливается ее отнесение к самому рубежу XIII–XII вв. (сравните перечень исторических источников о Троянской войне у Форсдайка, страница 62). В соответствии с такой хронологией Троянской войны Форсдайк принципиально совершенно правильно (а фактически этот вопрос требует специального рассмотрения) ориентирует главные фигуры греческой героической мифологии в связи с Троянской войной и пытается находить также и здесь исторические корни (страница 87-110). Отметим, что еще в 1930 г. Дж. Майрс (в своей книге "Кто были греки", стоя на неоевгемеристических (греческий философ Евгемер видел в мифологических образах обожествленных за свои заслуги обыкновенных смертных; отсюда — евгемеризм.) позициях (вообще говоря, неправильных), дал целый ряд весьма интересных и заслуживающих всякого внимания хронологических реконструкций в области греческой мифологии, которые, если не говорят с полной очевидностью о буквальной их реальности, то, во всяком случае, о ясной исторической последовательности героев в сознании позднейших греков (J. Myres, Who were the Greeks. Berkeley. California, 1930, страница 291–366).