Голый дикарь из культурной страны - [3]

— Потери! — пренебрегая морскими традициями, Венк плюнул в спокойную воду, омывающую борт субмарины. — Эти черные поросята еще не знают, что им предстоит жариться на кострах, разведенных СС. Ставлю пять марок против ста, что не потеряю ни одного человека!

Капитан Пильгау поднял палец.

— Пари принято, — сказал он. — От себя к ста маркам добавлю бутылку испанского коньяка. Постараюсь сберечь его до вашего возвращения.

— Уж постарайтесь, — сказал Венк, осторожно прыгая в резиновую лодку, которую удерживали веслами рядом с субмариной моряки, которым предстояло выбросить команду на берег и вернуться назад. Устроившись на корме, он приветственно поднял руку: — До встречи, капитан!

— Жду на коньяк, — сказал капитан Пильгау.

Застучал мотор.

Пять лодок стремительно рванулись к берегу, на котором высилась груда ящиков и тюков. А Венк вдруг ощутил нехорошее предчувствие. Интуиция никогда не обманывала его. Первый раз Густава трясло в Кракове, когда ночью они возвращались из города на базу. И что же? Бандиты из Сопротивления устроили прекрасно подготовленную засаду на повороте шоссе, фаустпатроном сожгли первый грузовик, на котором ехала вооруженная охрана, и спокойно, словно на утиной охоте, расстреляли следующие за ними грузовики с отдыхающими. Может, и Венк лег бы там, но он оказался внутренне готов, благодаря внезапному предчувствию. Он выпрыгнул из грузовика одновременно со взрывом фаустпатрона, укрылся в канаве на обочине дороге, а потом даже ухитрился пробраться к горевшему грузовику охраны, забрать у убитого солдата ненужные тому автомат и вести бой, тем самым, давая товарищам уйти из-под обстрела. Второй раз он испытал подобное в пригороде кавказского города Цхинвали, когда шел по дороге вместе с Шенкманом. Он просто ощутил, что сейчас прозвучит выстрел, и упал в дорожную пыль прежде, чем этот выстрел и в самом деле прозвучал. А бедняга Шенкман не успел даже засмеяться над его испугом — пуля пробила ему голову. Этот старый осетин стрелял хорошо, но больше Венк не дал ему выстрелить. Потом уже, сидя рядом с трупом старика, Венк ощутил, что его предчувствия — это редкий дар, которым следует дорожить, ведь он предупреждал о грозящих опасностях.

И сейчас, ступив песчаный на берег, он снова ощутил легкий укол тревоги. Опасность была не здесь, она грозила где-то в будущем, и тогда Венк впервые задумался, а почему, собственно, на поимку вонючего старика из поганого негритянского племени бросают элитный отряд СС? Разве не могли это сделать подразделения из оккупационных войск, которые и местные условия знают лучше, и привыкли уже воевать с черномазыми и знали, не могли не знать, их уловки и примитивные хитрости?

Он подумал, что напрасно и опрометчиво поспорил с капитаном подлодки. Все могло случиться в рейде по территории, которая была совершенно неизвестной им.

3. СТАВКА ФЮРЕРА

Фюрер великого рейха Бальдур фон Ширах сидел за столом. Все ему не нравилось, даже расположение канцелярских принадлежностей было иным, но он дал себе слово ничего не менять в кабинете великого Адольфа. Ни единого карандаша.

Некоторое время он изучал материалы, касающиеся туннеля под Ла-Маншем. Туннель должен был соединить материк с островами и тем самым сделать их менее изолированными. Грандиозный проект уже начал воплощаться в жизнь. По тоннелю планировали провести две железнодорожных линии и автобаны — отдельно для грузового и легкового транспорта. Уже второй месяц шли земляные работы, на которые были согнаны неблагонадежные элементы со всех покоренных стран. Дважды французское Сопротивление организовывало диверсии на отдельных объектах, но следовало признать, что в обоих случаях гестапо оказалось на высоте.

Фон Ширах отложил папку в сторону.

Все-таки он ощущал себя неловко. Кабинет был музеем. Садясь в кресло старика Адольфа, фон Ширах часто сам чувствовал себя музейным экспонатом. У старика были свои причуды. Незадолго до смерти верхний ящик его стола заняла коробка с золотыми значками почетного члена НСДАП. Эти значки он вешал на грудь любому понравившемуся ему человеку. Даже иностранцам. Начальник рейхканцелярии Мартин Борман жаловался фон Шираху, что последнее время фюрер вел себя так, словно впал в детство. Рядом со столом на специальных подстилках спали любимые овчарки фюрера. Они за последние годы тоже одряхлели, но обожали своего хозяина, и когда тот в шутку натравливал их на своего гостя, который чем-то вызвал его неудовольствие, гостю в ином случае приходилось туго. А извиняться и сглаживать все бестактности дряхлеющего старика Адольфа приходилось Борману.

Приход Зиверса фюрер Германии принял с облегчением.

Появилось дело.

Просматривая сводки «Аненэрбе» и выслушивая почтительные и компетентные комментарии группенфюрера Зиверса, фон Ширах ежился. Все эти коллекции черепов, магические ритуалы, проведенные в концлагере Заксенхаузен…

— Кстати, Зиверс, — сказал он. — Когда вы порадуете нас микстурой долголетия? Помнится, вы обещали Адольфу…

— Мы работаем, — виновато сказал руководитель «Аненэрбе». — Но сложности, мой фюрер, мы только раскрыли код наследственности. Доктор Фрам обещает, что это даст сенсационные результаты…