Голубые столбы Тиэлии - [12]

— Вот… Анюта вам сувениры прислала…

Он протянул ножичек Тану, а колечко — Тии. Брат и сестра были в восторге ют подарков. Дети в любой точке Вселенной остаются детьми. Тан щелкал то одним, то другим лезвием, даже пробовал их на язык. Потом он открыл штопор, стал крутить им в воздухе и, комично рыча, направил его на Вовочку. В ответ Рыбин почему‑то залаял по‑собачьи. А Тия надела колечко на тоненький пальчик и не сводила с него глаз. Так и получилось: вроде бы Саня и не сказал о том, что он проговорился, но тем не менее все поняли, что Анюта о Тии и Тане знает. В общем, к Саниному удовольствию, его проступок не вызвал ничьих нареканий. Когда гомон утих, Тан задумчиво произнес:

— Анюта… Похожа она на Тию?

— Нюрка‑то? — засмеялся Саня. — Тия — беленькая, как ромашечка. А Нюрка черная и шустрая, как коза.

Бабушка Евдокия обиженно поджала губы. Ведь Ашота была ей родной кровиночкой.

— Чего плетешь, неслух?! — стукнула она внука чуть пониже спины. — Какая такая коза?! Не слушай, Тимофей, ты его, дурака. Анюта — хорошая девочка. Сама черненькая, а глазки голубенькие. Совсем как у Таечки.

, Все посмотрели на Тию. А она стояла хмурая и не принимала участия в общем разговоре.

— О чем задумалась, доченька? — спросила ее Евдокия Петровна.

— Бить детей непедагогично. Так ведь у вас говорят? А вы Саню бьете.

— Разве это битье, Тия? — весело ответил ей Саня. — Это просто дружеское шлепанье. Бабушка меня никогда не била. А шлепать меня положено, я сильно бедовый пацан!

— Шлепать положено… — повторила она. — А у нас…

Тан, заметив состояние сестры, подошел к ней и обнял за плечи. Тия прижалась к брату.

— Не вешайте нос, голубята! — ободрила их бабушка. — Скоро уж дома будете. И не увидим мы вас больше никогда.

Евдокия поднесла конец платочка к глазам.

— Никогда! — вздохнул Саня.

— Нигде! — опечалился Рыбин. — Прилетайте к нам еще. Мы ведь к вам не можем прилететь.

— А почему? — воскликнул Тан. — Ошэн можэтэ…

Волнение заставило мальчика снова заговорить с акцентом.

— Да, да, можете! — упрямо повторил он.

— На чем? — удивился Вовочка.

— На ”Антистате”! С нами! Мы приглашаем вас к себе в гости. Пусть вся Великая Тиэлия знает наших спасителей! Правильно я говорю, Тия?

— Правильно, Тан, — ответила Тия. — Но…

— Никаких ”но”. Я отвечаю за свои слова, — твердо, по‑мужски сказал Тан. — Кто летит с нами?

— Я! — вскинулся Саня.

— Ия! — подхватил Вовочка.

— Так‑так! — сказала бабушка Евдокия. — И кто же вас пустит туда, за тысячи верст?

— Ну, ба‑бу‑лень‑ка! — чуть не заплакал Саня. — Ну, ми‑лень‑кая! Неужели ты не понимаешь, что нам привалило огромное счастье?! Разве мы с Вовочкой сможем когда‑нибудь попасть в Америку? Одних денег нужен целый воз. И полетать на таком корабле, как ”Антистат”, мечтает каждый мальчишка. Ведь ты всегда понимала меня…

— Я‑то тебя понимаю, — вздохнула Евдокия. — Но поймут ли родители? Чую, что придется и мне, старой, вместе с вами путешествовать. Сердце у меня здоровое, давление не скачет, выдержу. Одних отпустить — хуже расхвораешься.

Такого поворота не ожидал никто. Хоть и ценили старушку ребята, но, видимо, недооценивали. Крепким орешком оказалась Евдокия Петровна.

— А посудина всех нас выдержит? — засомневалась старушка.

— Выдержит еще десять человек, — успокоил ее Тан. — ”Антистат‑ТТ” предназначен не только для перевозки людей, но и грузовых отправлений.

— Тогда с богом! — благословила Евдокия. — А когда вы собираетесь вылетать?

— Завтра! — загорелся Вовочка.

— А доучиваться за тебя мамка с папкой будут? — поинтересовалась Евдокия. — Нет уж, голубчики, потерпите еще дня три‑четыре. За это время Тан с Тией машину свою хорошенько подлечат, а вы учебный год кончите. Я же пока придумаю что‑нибудь для родителей. Но в гостях будем только дней десять. Не то без меня огород погибнет. Назад‑то нас отправите?

Тан утвердительно кивнул головой.

Так хозяева подполья превратились в будущих гостей народа Великой Тиэлии.

ИНОЗЕМНОЕ ШИШКИНО

В этот же вечер бабушка объявила сыну и снохе, что собирается через несколько дней навестить родную деревню Шишкино, в которой, дескать, не бывала с незапамятных времен.

— Пока я в силе, — втолковывала она младшему поколению, — нужно побывать в родных краях. А то пожалует смертушка, и не увидят глазоньки в последний раз родительский дом. Грех это большой, ох, большой грех. Санюшку с собой возьму. Пусть посмотрит на бабушкины истоки, поучится хлеборобскому труду.

Петр знал, что учиться хлеборобскому труду в Шишкино не у кого. Деревенька маленькая, домов в пятнадцать. И доживают в ней свой век пенсионеры. Хлеб они не сеют, урожай не собирают. Старый дом бабушки Евдокии заброшен и давно пустует. Раньше, когда он был поновее, находились на него покупатели. Сейчас же многое сгнило. Приусадебный участок запущен, земля его стала настоящей целиной. Поэтому Петр Петрович путешествия матери в Шишкино не одобрял. Но он не высказал вслух неодобрения. Пусть, мол, едут, коли хочется.

Когда бабушка кончила тираду в защиту поездки, Саня спросил, выразительно посмотрев на нее:

— Баб, а Вовочку возьмем?

— Это еще зачем? — удивилась мама.

— А что, доченька, можно и взять. Дружки‑приятели они с Санюшкой. Одному‑то мальчонке скучно будет со мной, старой. А вдвоем они, глядишь, и сходят на речку Кудельку рыбку половить. Ты бы сбегала к Рыбиным, поговорила с его матерью. Пусть отпустит с нами сынка.