Голубые солдаты - [23]

Он двинулся с группой дальше, к нашему переднему краю. Вскоре там взвилась зеленая ракета: сигнал отхода для групп прикрытия. Отстреливаясь, сдерживая гитлеровцев огнем, первый заслон подошел ко второму. Потерь у разведчиков не было, так как в темноте противник не мог вести прицельную стрельбу.

Степанюк, возглавлявший второй заслон, решил уничтожить преследователей и попытаться захватить «языка». Он укрылся с тремя бойцами в овраге, на левом фланге преследователей. Первый заслон продолжал отходить. Когда немцы, увлекшиеся преследованием, очутились вблизи оврага, Степанюк метнул в них гранату. Один гитлеровец, видимо со страха, скатился в овраг, где Шурупов тотчас оглушил его ударом приклада. Остальные преследователи были перебиты автоматным огнем и гранатами.

Пальба на нейтральной полосе вызвала переполох в немецких окопах, и враг открыл беспорядочный ружейно-пулеметный огонь по нашим передовым позициям. Но противник опоздал. Группе Степанюка не только удалось вернуться без потерь, но еще и притащить с собой «языка». Разгоряченный схваткой и окрыленный ее успешным исходом, Коля Шурупов чувствовал себя на седьмом небе…

И вот теперь мне предстояло выбрать десять, самое большее — двенадцать человек для новой, очень ответственной вылазки в стан врага. Ну как не взять Дмитрия Степанюка или того же Колю Шурупова! А чем остальные хуже их? И я снова и снова останавливался мысленно на каждом разведчике, старался припомнить, где, когда и как вел себя тот или другой в наиболее сложной боевой обстановке, в минуту самой грозной опасности. В конце концов решил не будоражить взвод ночью и последовать совету старой русской пословицы, гласившей о том, что утро вечера мудренее.

Когда я вошел в избу, мои ребята, как один, повернулись ко мне.

— Чем порадуете, взводный? — донеслось из темного угла. Я узнал голос Елисея Вострикова.

— Не томите душу, товарищ командир! — вырвалось у Шурупова.

Я ответил, что никаких новостей нет, и, пройдя к своему месту у печки, начал готовиться ко сну. Мне, разумеется, никто не поверил.

Степанюк кашлянул, промолвил с хитрецой:

— Мы, товарищ командир, конечно, понимаем… Военная тайна и так далее. Но, со своей стороны, прошу в случае чего не забудьте о моем существовании.

Бойцы загудели:

— Ты что, один-единственный во взводе?

— Мы тоже не рыжие.

— Митяй ласый хватать первым из борща мясо.

«Вот это хлопцы!» — удовлетворенно подумал я, а вслух сказал по-командирски строго:

— Кончайте разговоры. Пора спать!

Проснулся я в шестом часу утра и, стараясь никого не потревожить, разбудил Степанюка. Мы вышли из хаты. Предрассветный мороз был лют. Часовой, прохаживавшийся у двери, то и дело растирал варежками нос и щеки, похлопывал себя по бокам, пританцовывал. Вокруг еще стояла тьма, и в холодном небе мерцали бесконечно далекие звезды.

Я рассказал Степанюку о своем разговоре с полковником, о предстоящей операции и в заключение сказал:

— Давай, Митя, посоветуемся, кого брать с собой. Как говорится, один ум хорошо, а два — лучше.

Степанюк озадаченно поскреб затылок.

— Сложный это вопрос, Валентин Петрович. Ребята у нас во взводе, сам знаешь, один к одному. Обиды потом не оберешься. Тут, право, хоть жеребьевку устраивай.

— То-то и оно! — вздохнул я. — Потому и посоветоваться с тобой решил…

Наконец кандидатуры участников вылазки в Веселое были намечены. Отправив Степанюка в склады для получения боеприпасов и сухого пайка, я вернулся в хату, разбудил бойцов. Когда я назвал фамилии отобранных, сразу, как и следовало ожидать, поднялся шум. Пришлось мне проявить командирскую твердость, хотя, признаться, прибегать к ней было нелегко: ведь передо мной стояли мои боевые друзья, а не просто подчиненные. Но, возможно, именно потому, что это были друзья, они поняли, в какое затруднительное положение попал я, поставленный перед необходимостью выбрать десятерых из всего взвода. Шум улегся, и с моих плеч будто свалилась какая-то тяжесть…

Вскоре после полудня к нам пришел командир саперного взвода Петренко, пожилой, пышноусый лейтенант в просторном маскировочном халате, надетом поверх полушубка.

— Откуда начнем поиск? — спросил я.

— Ходимте, подывытесь на одно местечко, — сказал лейтенант мягким украинским говорком. — Мы з полковником Зиминым у ночи мало нэ всю передовую облазылы, покы то место знайшлы.

— Почему же меня в поиск не взяли? — удивился я.

Петренко улыбнулся.

— Я казав полковнику, що треба и вас гукнуть, а вин мэни кажэ: «Хай Игнатов отдыхае и выспыться добрэ». Вы ж знаете, що полковник сам разведчик первостатейный. «Днем, — каже, — согласуешь усэ з Игнатовым». От я и прийшов согласовувать.

Я накинул маскхалат и отправился с Петренко на противоположную окраину села. Миновав последнюю хату, мы спустились в заснеженную балку и шли по ней вдоль переднего края, до перелеска, где некогда находился полевой стан тракторной бригады. Там из-под снега теперь торчало несколько обуглившихся столбов и печной дымарь. От перелеска по неглубокому оврагу мы выбрались на передовую линию, В окопах дежурили наблюдатели и дозорные, остальные пехотинцы грелись в нишах и норах, завешенных плащ-палатками.