Голубые родники - [9]
И все-таки Руднева знают, о нем помнят. Уже в Люторичах попался мне июльский номер газеты «Молодой коммунар» с приказом областного штаба юных следопытов. В этот день «искатели» — так именуют их на Тульщине — отмечали очередную годовщину своих неутомимых походов по местам былых сражений. Это был смотр того, что сделано следопытами за четыре года. Так вот, штаб искателей назначал у кладбища Коммунаров в Туле торжественное построение своих «батальонов» и приказывал салютовать на смотре ружейными залпами: первым — в честь героев Октября, вторым — в честь героев минувшей войны, а третьим — в память о Коле Рудневе.
Тысячи красных следопытов по всей Тульщине собирали документы и материалы о своем земляке, завязывали переписку с теми, кто знал Руднева по боям и походам. Несколько отрядов отправилось в путешествие по городам и селам, где сражался Руднев. К памятнику на могиле Руднева в Харькове они возложили венок и капсулу с землей, взятой у домика в Люторичах, и еще капсулы с землей Поволжья, с донской землей — из тех мест, где воевал за революцию и погиб, не дожив до двадцати четырех лет, заместитель Наркомвоенмора Донецкой республики и начальник штаба Царицынского фронта Руднев…
И вот я в Люторичах.
У околицы высокая арка: «Колхоз имени Руднева». По обеим сторонам асфальтированной дороги — густая аллея тополей и боярышника. В воздухе — грибная сырость леса и духмяное тепло свежего хлеба, и острый пьянящий аромат поспевающих яблок. Вот бывшая церковь, в ней когда-то служил обедни и заутрени отец Руднева. Едва ли не всех люторичских старожилов венчал он в храме. А с 1928 года здесь клуб и библиотека. Девчушки с косичками привередливо роются в книгах, сетуют, что трудно достать новинки, слишком скупые посылки присылает из Тулы бибколлектор, совсем нет поэзии.
Я узнал, что дом Рудневых был очень ветхим и его пришлось разобрать. В городе Донском есть мемориальная комната Руднева в местном музее: там хранятся его вещи и шашка, подаренная отцу Руднева Ворошиловым, фотокарточка Ворошилова с дарственной надписью матери Руднева.
Сейчас колхозное правление собирается ставить на усадьбе Рудневых добротное кирпичное здание для музея.
В Люторичах у каждого колхозника — телевизор, газ, холодильник, у многих — свои автомашины и мотоциклы, всюду — электричество.
У этого села приметное прошлое. Лет сто назад, когда была еще здесь вотчина графа Бобринского, крестьяне, «освобожденные» от крепостного права, но, как и прежде, оставшиеся бесправными и голодными, подняли восстание против угнетателей. Графским имением в Люторичах управлял «выборгский гражданин» Фишер, опутавший каждого бедняка долговыми векселями. Платить крестьянам было нечем, у них умирали с голоду дети. Фишер привез судебного пристава и жандармов, хотел описать у должников имущество. Крестьяне не пустили в село пристава, избили волостного старшину и обезоружили урядников. Тогда Фишер вызвал целый батальон гренадеров Таврического полка. Войска окружили Люторичи. Дьячок ударил и набат, и женщины вынесли навстречу войску пухлых от голода детей. Пришлось Фишеру просить из города подкрепление, чтоб усмирить бунтовщиков. Тридцать четыре крестьянина из Люторичей пошли под суд. Процесс проходил в Московской судебной палате, защищал крестьян известный адвокат Плевако. Он не побоялся сказать о подлоге и обмане, на которые способны были граф Бобринский и его управляющий. Дело получило широкую огласку, совсем не на пользу властям. И все-таки вожаки восстания были отправлены на каторгу, с которой уже не вернулись.
Об этом тоже помнят в Люторичах старожилы. Хорошо знает и молодежь. Ей ведь суждено нести дальше эстафету, что завещали селянам и те, что ушли на царскую каторгу, и те, кто вместе с Рудневым добывал ценой собственной жизни сегодняшний наш день.
Чтоб знали и помнили все, чаще должны греметь залпы ружейного салюта красных следопытов.
Как во граде было, в Епифани…
История предков всегда любопытна для того, кто достоин иметь Отечество.
Н. М. Карамзин
Есть города тихие и незаметные. В памяти они особого следа не оставляют. Епифань к числу таких городов не отнесешь, хотя он тоже тихий и вроде бы неприметный. Здесь едва ли не каждый камень — живая история.
Я шел к Епифани по старинной придонской дороге, что вела из Москвы на Куликово поле. Где-то здесь на правом берегу Дона воевода Епифан Донок громил половецкого хана Беглюка. Поэтому и город назвали Епифанью. Есть и другие версии. Старые ракиты стерегут вековую тишину степных просторов, и Дон в этих местах оправдывает свое прозвище «тихий». Он уже не ручеек, но и богатырем еще не стал. Искупаться можно, утонуть нельзя.
А в давние времена был Дон возле Епифани куда полноводнее, чем теперь. Петр Первый даже адмиралтейство в Епифани учредил. В Туле довелось мне видеть любопытный архивный документ — список подписчиков Тульской губернии на собрание сочинений Пушкина, намеченное к выпуску после гибели поэта. Подписчиков оказалось немного — всего шесть, и один из них — флота мичман Александр Александрович Писарев, несущий службу в Епифани.
К морскому делу, впрочем, Епифань была приписана еще за полвека до Петра. Когда в Дединове строили по указу Алексея Михайловича первый русский корабль «Орел» (а это было летом 1667 года), на судоверфь призвали плотников из Епифани — на много земель вокруг были знамениты они своим мастерством. В ту пору стояли на донских берегах корабельные сосны, шумел глухой бор. За триста лет начисто свели придонские леса — такую цену пришлось заплатить за то, чтоб стать морской державой.
