Голубые огни Йокогамы - [67]

Как он мог не заметить.

Одна из фотографий вокруг зеркала, где Дженнифер совсем девочка.

Он, конечно же, видел ее, но не заметил этого. Снимок датирован 1996 годом. Отец неловко обнимал дочь сзади. Где сделан снимок, неизвестно. Они стояли на фоне фантастического заката в небольшом помещении с огромным окном. Но кое-что только сейчас бросилось Ивате в глаза.

Позади Дженнифер и ее отца были видны размытые изображения других туристов. Среди прочего — чья-то рука, ухватившаяся за перила.

А на запястье — золотые часы.

Золотые часы!

Ивата схватил фотографию, выбежал из квартиры и взмахом подозвал такси. Уже мчась в аэропорт, он смотрел, как старый рыбак на берегу расставляет свои удочки.

Он закрыл глаза.

* * *

Озеро похоже на доисторический кратер, заполненный ржаво-зеленой водой. Кеи и Косуке в одних трусах, покуривая дешевые сигареты, ловили рыбу. Бледные тела мальчиков на солнце выглядели мраморно-белыми. Вокруг их убогой стоянки валялись пустые банки из-под пива.

Косуке выдохнул облачко дыма.

— Блин, ну и жара.

— Слушай, — одной стороной рта, чтобы не выронить сигарету, сказал Косуке. — А ведь нам будет этого не хватать, а, блин? Во бред.

И снова забросил удочку.

— Ты продержался до конца. Честно сказать, я даже не верил.

— Кто-то ведь должен был приглядывать за тобой, сосунком.

Леска задергалась.

Кеи бросился к воде и стал яростно тянуть.

Потом повернулся, ухмыляясь и держа в руках серебристую извивающуюся рыбину, и кивнул в ее сторону:

— Удачная метафора десяти прошедших лет.

— Похожа на тебя.

Кеи поцеловал рыбину прямо в рот и швырнул ее в ведро.

— Куда ты подашься после выпуска?

— В Токио, наверное. Не у всех же есть богатые отчимы-американцы, — пожал плечами Кеи.

— Не уверен, что он такой уж богатый.

— Что-то мне не верится, что твоя мать могла выйти за нищего.

Теперь пожал плечами Ивата. Между ними прогудела стрекоза.

— Наверное, ты прав. Ты знаешь ее не хуже меня.

— Так зачем ты ей теперь?

— Кто знает.

— Не, я хочу сказать, почему именно теперь? Ты же сам прекрасно знаешь. Родители приезжают только к малышне.

— Кеи…

— Новый муж, новый дом, новый «кадиллак». Сдается мне, ей понадобился и брошенный сынок до кучи?

— Знаешь что? Да мне наплевать.

— Да ладно, Ивата-сан. Тебе неинтересно, почему она вернулась?

— Я уезжаю отсюда. Это все, что я знаю, и все, что мне нужно знать.

— Я понял, я понял. Ты хочешь знать, почему она тебя бросила.

— Кеи…

— Да, я прав. И ты это знаешь. Ты хочешь узнать, почему она бросила тебя. Как и любой засранец здесь, в приюте. С первого дня, как тебя сюда притащили. Даже тогда, когда я положил руку тебе на плечо. И до сих пор хочешь знать.

— Ну снова-здорово. — Косуке бросил удочку в воду и пошел прочь.

— Ивата! — закричал вслед Кеи.

— Ты же все знаешь, да?

Кеи побежал за ним и схватил за плечи мокрыми руками.

— Ладно, брось! Плевать тебе — о’кей. И ты прав. Что́ такого я могу знать? У меня и гребаных родаков-то нет — что́ я себе возомнил?

— Рыбалка меня достала.

— Хорош, парень. Давай выпьем пива.

С их спин скатывались капли пота, а грязь, скопившаяся между пальцами ног, напоминала теплую жижу. Сверчки извещали о конце лета.

— Кончай, Ивата. Ты что, утопиться решил?

— Ты лицемерная задница, — бросил Косуке, щурясь на солнце. — Ужасно пить хочется.

Кеи хлопнул его по спине. Они вернулись на песчаный берег и открыли по последнему пиву. Косуке не смущало, что пена по подбородку стекает прямо на колени.

— А знаешь, — сказал Кеи, почесав пупок. — А было прикольно. Местами.

— Ты про сегодня?

— И про все остальное.

— «Местами», — повторил Косуке с горькой усмешкой. — Да уж.

Отдаленный рев плотины не мог заглушить птичьего щебета у них за спиной.

— Значит, в Штаты рванешь?

— Ага, в страну свободы. — Ивата поднял свою банку.

— Может, я подсоберу деньжат и навещу тебя через годик-другой. Попробуем все на свете! Кино прямо из машины, чизбургеры, большие сиськи — все эти гребаные штучки.

— Американская мечта.

Кеи сжал банку по центру и выдавил на язык последние капли.

— Как думаешь, в Калифорнии есть якитори? — вопросил Кеи задумчиво, и на его лице серебрились сверкающие блики, отраженные зеркальной гладью воды.

— Не знаю, — ответил Косуке, — но «Лисьей норы» там точно нет.

Кеи подсмеивался над ничтожностью их мира — вот это да, они стали королями, и даже не заметили как!

Теперь дернулась удочка Косуке, и он начал сматывать спиннинг. Рыбка совсем маленькая, такую и отпустить не грех. Но он все же бросил ее в ведро.

— Слушай, Ивата-кун, — обратился к нему Кеи с застенчивой улыбкой. — Я тебе что-то принес.

— О чем это ты?

Кеи закрепил свою удочку и стал рыться в сумке. Достав из нее портативный магнитофон, он повесил его на ближайший сук.

— Это же собственность приюта!

— Жми кнопку, придурок!

Косуке недоверчиво сощурился и нажал на пуск. Услышав звуки духовых — грустные, но решительные, затем струнных — печальные, но не тоскливые, — он ощутил восторг от любимой песни.

Городские огни, как прекрасны они.

Я счастлива с тобой.

Прошу, скажи,

Йокогама, твои голубые огни,

Мне слова любви.

Косуке повернулся к другу:

— Блин, прикольная песня. Откуда она у тебя?

— В Киото достал. Да ты не парься. Делов-то.