Голубые огни Йокогамы - [17]

Старик отправился в хранилище. Вернувшись, открыл пакет и выложил на стол удостоверение в черной коже, наручники, кобуру и небольшой пистолет, «ЗИГ Зауэр P23». Ивата надел кобуру и взвесил в ладони свое оружие.

— Семизарядный, — сказал Наката. — И размер подходящий.

— Теперь я точно готов к нападению садовника.

Ивата сунул пистолет в кобуру и прикрыл свитером. Теперь у него был собственный перст божий, но пока он ощущал лишь приятную тяжесть у бедра.

— Уже стрелял в кого-нибудь?

— Только в тире.

— Кстати, инспектор. Судя по вашему акценту, вы тоже из Киото?

— Из Миямы. Деревушка под Киото.

— Красиво там? Рыбалка есть?

Ивате вспомнились комнаты с двухъярусными кроватями, заброшенные поля, вороны на столбах ЛЭП. И черное озеро, что прячется в лесной чаще.

— Я… я давно там не был.

Наката вежливо улыбнулся и кивнул, глядя на выпуклость под свитером Иваты.

— Если начнет капризничать — обращайся ко мне.

— Спасибо, непременно.

— И вот еще что. Не дай местной кодле тебя сломать.

Ивата улыбнулся и отвесил поклон. Наката вернулся к своей газете и своему Бетховену, а Ивата пошел к лифту и нажал кнопку вызова. Пока ждал, рассматривал свое удостоверение. На правой внутренней стороне значилось его имя, звание и фотография. На другой поблескивал полицейский значок с серебристой эмблемой, окантованной золотом, и двумя золотыми плашками по бокам. Знаменитый символ Центрального токийского полицейского управления. Символ справедливости. Когда приехала кабина, до его слуха донеслись звуки перебранки из раздевалки внизу.

Городские огни, как прекрасны они.

Среди хора голосов отчетливо слышалась партия Сакаи. Не раздумывая, Ивата бросился по коридору и настежь распахнул дверь раздевалки, в которой висел тяжелый запах пота и мочи. Сакаи стояла в окружении Хорибе и остальных прихвостней Морото. Сам Морото высоко над головой держал спортивную сумку девушки, ее лицо было красным от гнева.

Ивата шагнул внутрь:

— Верни сумку.

— А тебе-то что надо, Микки-Маус? — Морото улыбнулся; его натянутый резкий голос словно мячик отскакивал от стен комнаты.

Ивата сделал еще шаг:

— Верни ей сумку.

Морото, изображая детскую обиду, оглянулся на своих дружков.

— Мисс Сакаи развлекается с коллегами, старик. Лучше б ты свинтил кого-нибудь, а?

— Ивата, не надо! — умоляющим голосом сказала Сакаи.

Теперь Ивата стоял вплотную к Морото.

— Верни ей сумку. Последний раз повторяю.

Морото изобразил ужас. Остальные ухмылялись.

— Ой-ой-ой, последний раз! Да еще с интеллигентным киотским акцентом. Знаешь, что мне в тебе нравится, янки?

Ивата ударил его в живот. Морото согнулся пополам — глаза вот-вот выскочат из орбит, рот открыт и хватает воздух. Ивата вырвал у него сумку и тем же движением с силой толкнул его на пол. Теперь Ивату окружало трое: Тацуно, Ёси и Хорибе. Они не знали, что им делать. Первым очнулся и кинулся было на защиту вожака Хорибе. Но Ивата взглянул ему в глаза, и тот стушевался. Ивата передал сумку Сакаи, одновременно присаживаясь на корточки рядом с Морото. Тот часто дышал.

— Слушай внимательно, Морото. Чтобы больше и близко к ней не подходил. Надеюсь, ты усек. — В манере Иваты не было никакой театральности.

Морото с отвращением закашлялся, все еще держась за живот.

— Да ты не знаешь… кого ты решил нагнуть…

Ивата похлопал его по голове; едва отросшие волосы покалывали ему пальцы. Он ответил:

— Прекрасно знаю, Морото. Тебя, урод.

Он постоял, внимательно глядя на молодцов Морото. Потом вышел из раздевалки, Сакаи — прямо за ним. На двенадцатый этаж они спускались в молчании. Когда двери лифта открылись, перед ними возникла знакомая картина: какофония голосов, орущих в телефоны, желтушный свет, сигаретный дым, стелющийся по низкому потолку. Сакаи остановилась перед входом в туалет.

— Ивата!

— Да?

— Не надо было этого делать.

— Ты хотела сказать «спасибо»?

Она вздохнула и вошла внутрь. Ивата пересек всю комнату и вошел в кабинет Синдо. Тот сидел, уставясь в серое зеркало окна с недовольной гримасой на лице.

— Входите, инспектор.

Ивата убрал со стула пачку бумаг и сел.

— Слушай, мальчик мой, я только что разговаривал с шефом управления. Он сказал, что ростовщика отпустили, а этого кадра Идзаву еще держат. Что скажешь-то?

— Не думаю, что Идзири имеет какое-то отношение к делу — да и алиби у него железобетонное. А вот Идзава совершил как минимум несколько нарушений. Алиби как такового нет, зато есть неясный мотив и сомнительная репутация. Но семью Канесиро он не убивал, в этом я уверен.

— Как насчет хромого на месте убийства?

— Хромота по большому счету ничего не доказывает. У парня просто физически нет столько сил, чтобы расправиться подобным образом с целой семьей. А даже если б были, уж точно не хватило бы мозгов, чтобы не оставить после себя ни единой улики.

— Ясно. Мы можем держать его, не предъявляя обвинений, еще двадцать двое суток. На всякий случай предлагаю воспользоваться этим правом.

— Никаких возражений.

Вошла Сакаи и склонилась в поклоне. Она была в ярко-синем брючном костюме и бледно-голубой блузке, а волосы собрала в небрежный хвост.

— Садись, Сакаи. Твой напарник только что поведал мне, что ростовщик и Идзава невинны как младенцы, несмотря на разные интересные подробности. Согласна?