Голубые молнии - [25]

Заполнялись бумаги, отдавались команды, и новички рысью устремлялись к самолетам…

Впрочем, первыми, по давно заведенной в дивизии традиции, прыгали политработники.

Полковник Николаев прибыл в лагерь накануне чуть не со всем своим политотделом. Его офицеры вместе с замполитами рот и комсоргами весь вечер провели среди солдат, занимаясь, как выражался Николаев, «морально-парашютной подготовкой». В вечернем синем воздухе, далеко разносясь кругом, звучали песни, смех, заливался баян, звенела гитара.

Офицеры рассказывали всякие увлекательные истории с неизбежным веселым концом, смешные случаи. Назавтра предстоял праздник, настоящий великий праздник для десантников. Именно так их и настраивали.

А утром, облачившись в комбинезоны и шлемы, офицеры политотдела во главе со своим начальником первыми вошли в самолеты, первыми прыгнули, а потом, приземлившись, быстро добрались к месту посадки, разошлись по подразделениям и продолжали начатое накануне дело.

— Первые прыжки, — говорил полковник Николаев, — должны проходить для солдата в быстром темпе, чтобы он чувствовал себя весело, бодро, испытывал подъем, эдакую лихую решимость. Потом придут и ночные, и высотные, и затяжные прыжки, на воду и на лес, со стрельбой и метанием гранат… Тогда главным будет тактическая задача, внезапность, военная хитрость, находчивость и сообразительность. Тогда прыжок будет лишь средством достижения цели, элементом выполнения боевой задачи. Все будет. Потом. А сегодня, в день первого прыжка, главное — его совершить. И это большая победа. Потому что победа над собой куда труднее, чем любая другая.

Ладейников соглашался с этим целиком. Уж кто-кто, а он-то со своим огромным опытом понимал, насколько прав его заместитель.

И сейчас, стоя немного в стороне, он наблюдал за хорошо знакомой и всегда новой картиной. И волновался. Так же, как в тот день, когда увидел этих сегодня столь одинаковых в шлемах и комбинезонах, но столь разных в своих ощущениях и настроениях парней, входивших в ворота военного городка. Тогда они все одинаково робели и терялись.

Впрочем, волнение ли испытывал сейчас Ладейников? Не было ли это, скорее, радостным возбуждением отца перед выходом сына на ринг, где его обязательно ждет победа? Или озабоченностью: все ли сделано, проверено, обеспечено, чтобы ни одному из этих сотен юношей в расцвете сил, за которых он, Ладейников, несет ответственность, ничто не грозило? А быть может, неясная тревога — кому чужда она в минуту опасности? Ведь опасность всегда есть в службе десантника. Ощущение ее заглушают песни и шутки, успокаивает уверенность в своей подготовке, проверка, знания. Но это у солдат. А генерал не имеет права забывать о ней ни на секунду…

Прозвучали команды.

Первая группа десантников торопливо взобралась в самолет.

Подпрыгивая и урча, маленький самолетик с большими красными звездами на толстеньких боках побежал но траве, взлетел, вспарывая по дуге голубое небо.

И начался этот безостановочный наземно-воздушный хоровод. Выбросив свой человеческий груз, самолеты шли на посадку, ненадолго задерживались на земле, ворча от нетерпения невыключенными моторами, вбирали очередную десятку парашютистов и снова взмывали в небо, чтобы через несколько минут вернуться за следующей.

Ни на секунду не прекращается шум моторов, ни на минуту не задерживаются плотные ряды людей в зеленых шлемах и комбинезонах, не успевает опуститься на землю очередное белое созвездие, как расцветает новое.

Впрочем, порой бывали перебои.

Идет по своей проторенной воздушной дороге самолет, отделяется от него черная личинка, взрывается светлым взрывом стабилизирующий парашют, сверкает оранжевой молнией чехол, и вот уже величаво расцвел белым пышным цветком главный купол. Один, второй, третий, четвертый… а пятого нет: что-то застопорилось, кто-то что-то сделал не так или сробел, и выпускающий задержал прыжки.

Сотни людей, задрав головы, внимательно следят с земли, хмурят брови, качают головами.

Самолет делает плавный широкий круг и снова вступает на проторенную дорожку. Опять из его чрева, всегда ожидаемая и всегда неожиданная, вылетает черная личинка, еще одна, еще… Порядок. Внизу облегченно вздыхают. Пусть со второго захода, но прыгнули все.

Однако осечки случались редко, и Ладейников с растущим удовлетворением следил за этим безостановочным белым посевом.

К месту выброски приближается очередной самолет. Прыгает первый парашютист, второй… пятый… Стоп! Шестого нет. Генерал досадливо морщится. Самолет, проделав круг, возвращается, снова прыгают люди — шестой, седьмой… девятый… А десятый?

Десятого нет.

Самолет возвращается обратно.

Это уже скандал! Кто-то не прыгнул вообще. Отказался. Струсил.

Генерал жестом подзывает дежурного. Спотыкаясь о кочки полковник бежит к комдиву. Докладывает. Да, в самолете новобранцы, да, с ними замполит Якубовский. Так точно, полный состав. Один не прыгнул. Сейчас самолет приземлится, и все немедленно будет выяснено. Так точно, будет доложена фамилия солдата…

Фамилия солдата была Ручьев.

Ничто до последней минуты не предвещало для него подобного краха.

Накануне в палатках роты побывал начальник политотдела дивизии, весело беседовал с солдатами, рассказал смешной случай.