Голубые дьяволы - [55]

Шрифт
Интервал

— Должно быть, сом ударил, — сделал предположение Рогачев.

— Или сазан, — возразил Донченко. — Здесь, наверно, сазаны килограмм по двадцать, а то и больше. Вот бы нам в Зимовники такую речечку.

— Нам бы в Миллерове тоже такая не помешала — летом выкупаться негде. Разве за тридцать километров наездишься на Калитву?

— Что, ай совсем нет в городе?

Рогачев вздохнул.

— А у вас есть? — ответил он контрвопросом.

— Паршивенькая, но есть. Малая Куберлейка называется. Воробью по колено, летом местами пересыхает начисто, а все же река, даже на карте обозначена. У нас ведь иной раз как поднимется пыльная буря — солнца весь день не видать.

— А говорил, в вербы побежишь, если домой отпустят, — хмыкнул Рогачев. — Какие же в пустыне вербы?

Донченко вздохнул:

— Это мой дед так акациевую рощицу назвал в память о своей «Вкраине». Насажали как–то всем миром в одной балочке. Мы туда с Наташкой гулять ходили. Как–то она там без меня…

— Давно уже и думать про тебя забыла, — подзадорил друга Рогачев.

— Ну, уж это ты брось, — нервно хохотнул Донченко, — она не такая.

— Что ж в ней особенного?'

— Не знаю. Только она серьезная очень и такая красивая, что страшно делается, когда на нее глядишь.

— Я когда на Бабу–Ягу смотрел в «Василисе Прекрасной», мне тоже страшно делалось, — съязвил Рогачев.

— Думаешь, очень смешно? — вздохнул Донченко. — Нет, брат Данило, такую девушку, как Наташа, днем с огнем не сыщешь, нету таких больше. Интересно, из–под чего эта посудина? — вынул он из окопной ниши бутылку КС.

— Из–под водки, небось, — ответил Рогачев, зевая. — Ты любишь водку?

— Нет, я ситро больше любил. Бывало с Наташей…

В реке снова всплеснуло. Потом еще и еще. Впереди слева рявкнул вражеский пулемет. Трассирующие пули мелькнули в темноте красными светляками.

— И чего зря патроны тратит? — проговорил Донченко. .

— Для отвода глаз, — отозвался Рогачев. — Делает вид, что остерегается нашего десанта. Думает, тут дураки, не понимают его хитрости. То все ракеты пускал, а сегодня — хоть бы одну.

— Тсс! Слышишь? По–моему, это уже не рыба, — прошептал Донченко.

Бойцы прислушались: в промежутках между пулеметными очередями и одиночными минометными выстрелами доносились с реки мерные,, едва слышные удары весел.

— Десант! — горячо дохнул Рогачев в ухо товарищу. — Давай передай по цепи.

Однако Донченко не успел выскочить из окопа. Справа взвилась в воздух белая ракета и, описав дугу, рассыпалась над водой искрами. И тотчас ударил пулемет, теперь уже с нашего берега. Рогачев увидел, как при угасающем свете ракеты повалились друг на друга сидящие в передовой лодке немцы. Один из них закричал не своим голосом.

— Стреляй, чего ждешь! — крикнул Рогачев товарищу и застрочил из автомата в темноту, на крик раненого врага.

Снова взвилась в небо ракета, осветив поверхность Терека и плывущие по нему многочисленные лодки противника. Некоторые из них уже приближались к правому берегу.

— Шнелль! — хрипел за кустами, совсем уже рядом с окопом ненавистный картавый голос. Слышно было, как забултыхались в воде, выбираясь на берег, немецкие автоматчики. Короткие очереди из их автоматов замелькали перед глазами обороняющихся.

— Ах, черт! Опять потухло, не видать гадов, — сокрушался Донченко, поливая свинцом из автомата незваных гостей. Стрелял наудачу — авось зацепит. И тут его осенило: бутылка с горючей жидкостью! Он нащупал в нише окопа огнеопасную поллитровку, размахнулся и запустил ею в стоящее неподалеку дерево. Звякнуло стекло, — и тотчас вспыхнуло над берегом яркое пламя, выхватив из непроглядной тьмы прибрежные кусты и вражеских солдат, бегущих между ними.

— Бей их, Данило!

Бой разгорался. К автоматной и пулеметной трескотне примешалась минометная стрельба, а вслед за ней обрушилась на передний край ночной схватки артиллерия: немецкая — на обороняющийся берег, советская — на русло реки. Освещаемые вспышками разрывов и ракетами, крутились в водоворотах Терека обломки разбитых снарядами лодок и понтонов. Попытка врага высадиться на южный берег незамеченным не увенчалась успехом. Но плацдарм он все же захватил — одновременно в двух местах: в районе Предмостного и Кизлярского, в стыке между 8‑й бригадой и 151‑й стрелковой дивизией. Тщетно старались сбросить в воду переправившихся автоматчиков бойцы 1‑го и 2‑го батальонов. Поддерживаемые артиллерией и авиацией, фашисты всякий раз отбивали их контратаки. А из–за реки прибывали все новые и новые подразделения ударной 370‑й пехотной дивизии генерал–майора Клеппа. «Поезд войны», по образному выражению командующего армией

Клейста, направился к Терскому хребту в соответствии с утвержденным в ставке расписанием.

Все так же сияло над миром солнце, по–прежнему безмятежно и неторопливо плыли в голубоватой выси облака, а на земле грязные от пота и пыли люди остервенело бросались друг на друга, и убивали, убивали, убивали.

— Гляди, Данило, танк ползет! — толкнул Донченко локтем товарища.

Но Рогачев и сам смотрел во все глаза на приближающуюся со стороны Предмостного рычащую громадину. Остановившись поодаль, она прямой наводкой стала расстреливать из своей, длинной, с набалдашником пушки передний край.


Еще от автора Анатолий Никитич Баранов
Терская коловерть. Книга первая.

Действие первой книги начинается в мрачные годы реакции, наступившей после поражения революции 1905-07 гг. в затерянном в Моздокских степях осетинском хуторе, куда волею судьбы попадает бежавший с каторги большевик Степан Журко, белорус по национальности. На его революционной деятельности и взаимоотношениях с местными жителями и построен сюжет первой книги романа.


Терская коловерть. Книга вторая.

Во второй книге (первая вышла в 1977 г.) читателей снова ожидает встреча с большевиком Степаном, его женой, красавицей Сона, казачкой Ольгой, с бравым джигитом, но злым врагом Советской власти Микалом и т. д. Действие происходит в бурное время 1917-1918гг. В его «коловерти» и оказываются герои романа.


Терская коловерть. Книга третья.

Двадцать пятый год. Несмотря на трудные условия, порожденные военной разрухой, всходят и набирают силу ростки новой жизни. На терском берегу большевиком Тихоном Евсеевичем организована коммуна. Окончивший во Владикавказе курсы электромехаников, Казбек проводит в коммуну электричество. Героям романа приходится вести борьбу с бандой, разоблачать контрреволюционный заговор. Как и в первых двух книгах, они действуют в сложных условиях.


Рекомендуем почитать
Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.