Голубые дьяволы - [17]

Шрифт
Интервал

— Я не хочу… в Камень, — снова прошелестел прерывающийся от слабости голос.

— Так, может быть, вы, сударыня, желаете — под камень? — неожиданно для самого себя скаламбурил Роман Николаевич. — А ну, прекратить разговоры, пока я не рассвирепел окончательно.

По губам раненой скользнула улыбка, а в глазах заблестели слезы.

— Не надо плакать, — подошел к ней Самбуров.

— Вы главнее его? — раненая скосила глаза на дверь, за которой скрылись врач и его пациент.

Начальник политотдела невольно усмехнулся:

— Главнее, а что?

— Прикажите ему, чтоб он меня не отправлял. Я скоро поправлюсь… и буду ему помогать. Прикажете?

— Прикажу, — кивнул головой Самбуров, склоняясь над бледным личиком с огромными карими глазами под тонкими черточками бровей.

Глава шестая

— Далече ты, Кузя, направился?

Эти слова принадлежали той самой бабке, что согласилась на предложение своего деда «бросить якорь» в селе Предмостном. Она хлопотала у сложенной посреди двора летней печки и щедро делилась последними новостями с хозяйкой дома, давшей временный приют престарелой чете.

— Пойду закидушки проверю, — ответил старый Кузя и вышел в калитку на залитую солнцем улицу.

Собственно, улица кончалась уже через несколько дворов. Миновав последнюю хату, старик очутился на дороге, ведущей через лес к соседнему селу Нижние Бековичи. Накатанная дорога, твердая. По ней туда–сюда движутся военные повозки и красноармейцы — колоннами и поодиночке.

Пройдя лесом с полкилометра, старик свернул по протоптанной дикими свиньями тропинке вправо и вскоре вышел к Тереку. Он катился стремительным мутным валом почти вровень с берегом и глухо ворчал, грызя макушки упавших в воду тополей. Ох, и свиреп родимый! Не дай бог сорваться в его серую струю вместе с подмытым берегом–только лысиной мелькнешь: закрутит, утащит на дно, не успеешь и «мама» крикнуть. Так думал старик, глядя на бурливый поток и слыша время от времени тяжкие вздохи обваливающейся в воду земли. Где же первая закидушка? Ага, вон она. Стоит у самой воды воткнутый в землю ореховый прут, с конца которого свисает натянутый, как струна, шелковый шнур с голышом вместо грузила и зажаренной в подсолнечном масле галушкой на крючке.

Рыболов нагнулся, потянул шнур, он стал свободно выбираться. Пусто. Не засекся сазан. Разочарованный рыболов выругался, наживил крючок свежей галушкой, забросил ее в воду и побрел к следующей, такой же примитивной снасти. И тут его внимание привлекла плывущая невдалеке лодка. В ней сидели двое военных. Один из них греб не то веслом, не то доской, другой отталкивался шестом. По тому, как лодка вертела туда–сюда носом, старый кубанский житель сразу определил, что ею управляют неопытные руки. «Не дай бог, опрокинется каюк — пропадут хлопцы», — встревожился рыбак, забыв о закидушке.

— Держи носом наискосок к течению! — крикнул он, подавшись вперед и рискуя свалиться в воду. — Подгребай! Подгребай! Вот та–ак… Да не в тую сторону гребешь, язви твою в чешую. Давай сюда шест!

Ухватив рукой протянутую с лодки длинную палку, старик осторожно подтянул к берегу утлое суденышко и только теперь как следует разглядел сидящих в нем красноармейцев. Один из них был коренастый крепыш с серыми прищуренными глазами на широком улыбающемся лице и с алыми кубиками на голубых петлицах. Другой, тоже невысокого роста, но уступающий своему товарищу плотностью, имел на петлицах треугольнички.

— Ну и речечка! — покрутил круглой, стриженной под «полубокс» головой старший лейтенант, вскочив на берег и привязывая лодку к оголенному корневищу. — На что уж Нева быстра, а и то не сравнить… Здравствуйте, папаша, — протянул он руку старику. — Спасибо за помощь, а то угораздило б нас вон под ту коряжину.

— Здорово, сынки, — ответил рукопожатием рыбак. — Что ж это вы, так сказать, не знавши броду…

— Полезли в воду? — закончил мысль старика старший лейтенант. — Служба у нас, отец, такая окаянная. А вы что здесь делаете, простите за любопытство?

— Рыбку ловлю. Да что–то не дюже ловится.

— Из местных?

— Нет, беженец. С Кубани отступил вместе со своей старухою. А ты, небось, питерский?

— Да, из Ленинграда. А как вы угадали?

— Про Неву упомянул. Потом это… выговор у тебя тамошний: на «г», по–благородному гутаришь. Я сколь годков там прослужил в конвое его величества, а так и не научился «гекать» по–петербуржски.

— Неужто у самого царя служили? — удивился старший лейтенант.

— Так точно, ваше красное благородие, — старик дурашливо поднес к седому виску заскорузлую ладонь. — Младший урядник, егорьевский кавалер Козьма Шпигун. Сундук кованый с патретом царя на крышке за службу имею — царский подарок.

— Золото, наверное, храните в сундуке?

— Да нет — крючки рыбацкие.

— В гражданскую войну с белыми заодно? — продолжал любопытничать старший лейтенант.

— Вначале с белыми, а апосля с красными, — охотно отвечал Георгиевский кавалер. — С самим Кочубеем Иваном. Боевой был атаман. А вы, хлопцы, ай за грибками на энту сторону?

— Да уж такие, дедушка, грибки, что и ума не приложу, как быть.

— А что так?

— Получил приказ от своего начальства через Терек переправу построить.

— Да зачем же вам переправа, если мост имеется? — удивился старик.


Еще от автора Анатолий Никитич Баранов
Терская коловерть. Книга первая.

Действие первой книги начинается в мрачные годы реакции, наступившей после поражения революции 1905-07 гг. в затерянном в Моздокских степях осетинском хуторе, куда волею судьбы попадает бежавший с каторги большевик Степан Журко, белорус по национальности. На его революционной деятельности и взаимоотношениях с местными жителями и построен сюжет первой книги романа.


Терская коловерть. Книга вторая.

Во второй книге (первая вышла в 1977 г.) читателей снова ожидает встреча с большевиком Степаном, его женой, красавицей Сона, казачкой Ольгой, с бравым джигитом, но злым врагом Советской власти Микалом и т. д. Действие происходит в бурное время 1917-1918гг. В его «коловерти» и оказываются герои романа.


Терская коловерть. Книга третья.

Двадцать пятый год. Несмотря на трудные условия, порожденные военной разрухой, всходят и набирают силу ростки новой жизни. На терском берегу большевиком Тихоном Евсеевичем организована коммуна. Окончивший во Владикавказе курсы электромехаников, Казбек проводит в коммуну электричество. Героям романа приходится вести борьбу с бандой, разоблачать контрреволюционный заговор. Как и в первых двух книгах, они действуют в сложных условиях.


Рекомендуем почитать
С тобой моя тревога

В городе закрыли тюрьму. Из ее ворот вышли последние обитатели — рецидивист Сергей Дурнов — Мокруха, карманник Иван Одинцов — Цыган, наводчица Ольга Лихова.Осень. Чтобы осмотреться, восстановить связи с преступным миром и переждать зиму, они соглашаются идти работать на завод. А заводской коллектив — это среда, в которой переплавляются и закаляются характеры, все скверное, мерзкое сгорает, всплывает пеной на поверхности.Тревогой автора за каждого героя проникнут роман о людях с трудной судьбой и сложными, противоречивыми характерами.


Паутина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Потапыч

«Снег уже стаял, но весенние морозцы сковывают землю.В ночную тишину падает надсаживающийся пьяный крик:– Пота-а-пыч!.. А-а-ать? Пота-а-апыч!..».



Родительский дом

Жизнь деревни двадцатых годов, наполненная острой классовой борьбой, испытания, выпавшие на долю новых поколений ее, — главная тема повестей и рассказов старейшего уральского писателя.Писатель раскрывает характеры и судьбы духовно богатых людей, их служение добру и человечности.