Голубые дьяволы - [16]

— Вопросы есть? — вывел командира бригады из раздумья вопрос начальника штаба.

— Есть, — поднялся с места командир 2‑го батальона майор Рудик. — Танки нам дадут?

— Не обещают. Еще вопросы?

* * *

Левицкий, черный от загара, выпрыгнул из кузова грузовика и, поправив за спиной автомат, поспешил к начальнику политотдела, вышедшему на улицу из колхозного медпункта вслед за участниками совещания.

— Товарищ батальонный комиссар, старший политрук Левицкий с боевого задания прибыл! — приложил он к виску забинтованную руку.

— Здравствуйте, Степан Гаврилович, — осторожно притронулся к ней начальник политотдела. — Вы что, ранены?

— Пустяк, товарищ батальонный комиссар: немного палец повредило.

— После доклада сразу же в санроту, — нахмурился Самбуров и жестом пригласил разведчика в хату, где только что проводилось совещание. Усадив его на табурет, сам сел напротив и приготовился слушать донесение.

Однако Левицкий поднялся с табурета и, глядя в глаза непосредственному начальнику, сказал срывающимся голосом:

— Товарищ батальонный комиссар, я не полностью справился с вашим заданием…

— Что такое? — поднялся с места и Самбуров.

— В группе лейтенанта Светличного — происшествие.

И Левицкий рассказал начальнику политотдела обо всем, что произошло.

Самбуров помрачнел. Его клиновидное лицо, казалось, еще больше вытянулось книзу. На круглом, с огромными залысинами лбу собрались морщины.

— Век живи — век учись, — проговорил он сокрушенно и принялся «распекать»… самого себя: — Плох тот руководитель, который не видит дальше своего носа. Ну почему я не заострил вашего внимания на этом типе? Ведь я же догадывался о нечистоплотности Светличного. Разве его сигналы, а точнее, доносы на сослуживцев не свидетельство его мелкой и подлой душонки? Как я мог упустить эти факторы, посылая вас на боевое задание?

У Левицкого от такого самобичевания начальника струйка потекла между лопатками. Уж лучше б он кричал на него, топал ногами, чем вот так — ругает вроде бы себя, а провинившемуся от этой ругани хоть сквозь землю провалиться.

— А где Зуев? — спросил комиссар.

— Отправился прямиком в штаб бригады доложить о результатах разведки.

— Немцы далеко?

— Заняли Степное. Натолкнулись на них в Орловке.

Самбуров задумчиво пошагал по комнате. Потом снова подошел к Левицкому.

— Что ж вы стоите? Немедленно к врачу на перевязку. Впрочем, я тоже с вами… Хочу посмотреть, как обстоят дела у Фидельмана.

Медсанрота расположилась на южном склоне Терского хребта в здании, принадлежавшем местным нефтепромыслам. Во дворе санроты и вокруг нее стояло несколько повозок с имуществом, какими–то ящиками, помеченными красными крестами, брезентовыми сумками и узлами с бельем. У стены под парусиновым пологом, закрепленным на тонких жердях, вкопанных в землю, лежали на раскладушках раненые. У одного из них забинтована голова до такой степени, что она превратилась в марлевый шар, из которого едва виднеется маленький бледный нос.

Видно, кто–то успел шепнуть врачу, что в санчасть пожаловало бригадное начальство. Открылась дверь, и на пороге появился Фидельман — грузный, с типичными еврейскими чертами на полном, одутловатом лице мужчина. Военного в нем, кроме выглядывающих в вырезе халата зеленых петлиц с кубиками, ничего не было. Никакой выправки, ни малейшего понятия об уставных положениях. На пороге стоял сугубо штатский человек с неуклюже поднятой рукой к большой круглой голове с белым колпаком на макушке. Все в бригаде любили этого добродушного и знающего свое дело доктора, что, однако, не мешало некоторым подшучивать над ним. Особенно доставалось ему из–за своей ставшей притчей во языцех близорукости. Бывает, в пути какой–нибудь шутник крикнет: «Роман — яма!» Фидельман остановится, прищурит свои добрые и наивные, как у ребенка, глаза и прыгнет через воображаемую яму на совершенно ровном месте. Зато в следующий раз на такое же предостережение он хитровато улыбнется: «Посмеяться хотите? Не выйдет», — и плюхнется в яму.

— Как поживаете, Роман Николаевич? — пожал Самбуров пухлую руку зарапортовавшегося доктора.

— Вашими молитвами, многоуважаемый… простите-с, товарищ батальонный комиссар, — поправился Фидельман. — Сам Соломон Премудрый не имел таких удобств в своем дворце: колодец прямо в огороде и дрова под горкой в лесу — совсем рядом. А у товарища Левицкого, извиняюсь, что с рукой?

— Ранен ваш Левицкий. Сделайте ему, Роман Николаевич, перевязку.

— Ранен! — всплеснул руками врач. — Где же вы–таки успели, чтоб вас ранило? Пойдемте, голубчик, я посмотрю. Немец еще бог знает где, а у меня уже вон сколько раненых. Нужно отправить их в тыл сегодня же.

— Я не хочу… в тыл, — донесся с раскладушки тихий голос.

Доктор развел руками:

— Вот видите? Оно не хочет. Едва опамятавшись после такого серьезного ранения в голову, оно уже начинает протестовать.

— Кто это? — спросил Самбуров.

— Медсестра из Новороссийского госпиталя Валя.., как же ее фамилия? — Фидельман притронулся ладонью к своей лысеющей голове. — Ах да! Лысых. Валентина Лысых. Совсем девчонка — и уже ранена. Недавно пришла в сознание. Завтра же отправлю в Синий Камень, за перевал.