Голубые дороги - [23]
По характеру болезненно впечатлителен и самолюбив, поэтому бывают случаи невыдержанности и нетактичности по отношению командованию эскадрильи и заносчивости перед товарищами по работе. 19.10.36 г. проявил воздушное хулиганство, случайно не закончившееся катастрофой. При этом заявил о своем уходе из эскадрильи.
Вывод: должности к–ра отряда вполне соответствует. По выслуге лет, по подготовке и опыту работы достоин присвоения воинского звания «капитан». Учитывая высокие летные качества и большое стремление к экспериментальной работе, целесообразно использовать на летной и парашютно–десантной работе в НИИ ВВС, но требует особого наблюдения за дисциплиной в воздухе».
Командир бригады майор Викуленков, прочитав аттестацию, написал:
«С оценкой командира эскадрильи согласиться нельзя. Тов. Губенко сильно восприимчив и впечатлителен. Требует по отношению к себе более гибкого и умелого подхода в руководстве, но это не всегда учитывает комэск».
Цитович не знал о переживаниях Губенко, о том, что произошло в его жизни. Цитович не пишет, сидит дома, не подходит к телефону, а вдруг… Неужели разбился? Он едет к Губенко.
Ему открывает дверь Антон Алексеевич. Они снова работают.
В феврале 1937 года Антон Губенко написал письмо комдиву Бергольцу, в котором убедительно объяснял свои взаимоотношения с командиром эскадрильи, основанные на личной неприязни со стороны Курдубова, и изложил вопросы, которые, на его взгляд, тормозят летную работу эскадрильи. Губенко вручил это письмо лично комдиву и просил вызвать для объяснения.
На следующий день приехал Цитович с рукописью. Антон читал вслух, ему нравился очерк, он хвалил Цитовича. Но когда перевернул последнюю страницу, увидел свою фамилию.
— Что это? — спросил Антон.
— Подпись автора.
— Но автор не я, а вы.
— Я не могу быть автором, так как я практически ничего не сделал. Это записи вашего рассказа.
— Не надо со мною ссориться. Ведь я могу вам еще пригодиться. Вы автор.
— Антон Алексеевич!.. Моя честь…
— А моя честь! Я летчик, я военный летчик. Вы удостоили меня чести, написав обо мне и… Аня, почему у нас ничего нет на столе? Наконец, я могу когда‑нибудь выпить?! К тому же повод какой! Понимаешь ли, товарищ Цитович, какое большое дело сделал! Авиация вам будет очень благодарна.
Утром следующего дня Цитович положил рукопись на стол Алексея Толстого. Прочитав очерк, он одобрительно посмотрел на нервного Цитовича и собственноручно написал: «А. Губенко, Е. Цитович».
— Спасибо, голубчик, не обманули ожидания. Как жаль, что Алексей Максимович не узнает о выполнении его наказа.
Полеты по неизвестным причинам были отменены. Начальник штаба зачитал по списку несколько фамилий и просил тотчас прибыть в штаб. В классе предварительной подготовки собрались летчики, воентехники, переговаривались вполголоса: почему такая торопливость — отменены полеты, почему такая секретность — проверили у всех документы?
Вошел незнакомый полковник в сопровождении Курдубова и начальника штаба.
— Товарищи командиры, — сказал полковник, — мне поручено объявить вам о том, что Советское правительство приняло решение оказать помощь народу Китая в борьбе с японскими захватчиками. Мы поставим китайской армии самолеты, танки, автомобили, пулеметы, винтовки. Мы получили разрешение направить в Китай летчиков, воентехников, мотористов, которые добровольно изъявят желание поехать. Я обращаюсь к присутствующим…
Капитан Губенко встал первым.
— Прошу записать меня!
— Не торопитесь, Губенко, — ласково сказал Курдубов. — Посоветуйтесь дома. Утром скажете.
— Свое мнение я уже сказал, — твердо, как обычно, сказал Губенко.
Убеждать никого, не приходилось. Все летчики давно знали, что китайский народ ведет освободительную войну с японскими захватчиками, что Советский Союз, верный своему интернациональному долгу, оказывает бескорыстную помощь Китаю.
— Хорошо, Антон Алексеевич, — хмурясь, сказал командир. — Без желания отпускаю. Но препятствовать не могу…
Три дня на сборы. Ведь это так много! Но когда едешь в далекую незнакомую страну, где идет война, тогда это мало. Что за чертовщина, из головы не выходит Курдубов? Теперь ему будет легко: непослушный командир отряда уехал. Курдубов же думал о Губенко иначе. Незаурядный летчик, одержимый человек этот Губенко. Целеустремленный, но несформировавшийся. Курдубов, пожалуй, первым понял, кто есть Антон Губенко. Понял и сохранил свое непримиримое отношение к его возвеличиванию. Он, как скульптор, делал из Антона произведение, которым будут восторгаться поколения, века. Теперь, когда Курдубов наконец осознал, что завтра Антона не будет на утренней поверке, не придет он и на полеты, он снова пожалел, что не задержал его. Губенко своими творческими поисками, бесстрашием, неукротимым желанием летать увлекал за собой людей, вселял уверенность в новую технику.
…Анна встретила известие внешне спокойно. Что она могла поделать с ним? Он рвался в Испанию, теперь собирается в Китай.
— Моим, Аннушка, ничего не пишу, — говорил Антон, расхаживая по квартире. — Письма я не люблю писать, они знают. Для Кирюшки ничего не жалей. Себе прикупи нарядов. На лето поезжай к маме.
На основе документов, свидетельств современников, а также личных встреч автора сделана попытка создания хроники жизни первого космонавта планеты. День за днем знакомится читатель с детством, годами учебы и службы Ю. А. Гагарина, становлением его как человека, летчика, а затем космонавта, с окружением, в котором оформилась эта яркая личность. Послесловие летчика-космонавта СССР дважды Героя Советского Союза П. Поповича.
Первый в истории мировой авиации таран вражеского самолета был совершен в 1914 году знаменитым русским летчиком Петром Нестеровым. Второй таран принадлежит выдающемуся советскому военному летчику Антону Алексеевичу Губенко, сбившему японский самолет в 1938 году. Повесть рассказывает об удивительной судьбе этого героя неба, во многом определившего своим воздушным творчеством направление боевой подготовки советских летчиков накануне Великой Отечественной войны.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.