Голубой цветок - [5]

Он встал, бесшумно прошелся по мягкому пластику пола и, остановившись посредине рубки, махнул рукой.

— Была не была! Пусть думает, на то он и мозг. Ты слышишь меня?

— Я слушаю, — зазвенел в динамике спокойный голос.

— Попробуй все же. Может, удастся разгадать эту… клинопись. Отключись от всего. Думай. — И повернулся к Димочке: — Передай на Землю. Все передай.

Димочка удивленно посмотрел на командира.

— Так нет же связи.

— Все равно передай. На всякий случай…

Еще некоторое время они сидели у экрана, наблюдая, как ходят по камням колченогие роботы. Потом, не сговариваясь, поднялись и разошлись по своим каютам. Новость была слишком велика. К ней следовало привыкнуть после нескольких лет парализующей пустоты.

Но и сидеть в уединении никто уже не мог. Гипотезы одна другой фантастичнее роились в голове у каждого. Кубикову было и радостно и тяжело. Как после сдачи последнего экзамена в институте, когда им, группе будущих космонавтов, сказали, что не все трудности позади, что предстоит еще один экзамен — на умение пользоваться своими знаниями. В тот раз они — уже не студенты, но еще и не специалисты — собрались было отдохнуть в своем узком кругу, как они говорили, "отпустить вожжи". Но вместо этого пришлось снова готовиться к экзаменам, запираться в одиночной комнате самообразования и думать, думать и отвечать на бесчисленные вопросы электронных экзаменаторов.

Кубиков прошел в «прихожую», как на корабле называли герметический блок выхода в открытый космос, и увидел там Машу, уже одетую в скафандр.

— Я не буду отвязываться, — виновато сказала Маша. По инструкции никто не мог покидать корабль без разрешения командира.

Кубиков ничего не ответил. Он знал, что Маша его подождет, что они вместе пойдут по пыльному бездорожью планеты, пойдут далеко, чтобы намолчаться под черным пологом бездны, в полной мере насладиться одиночеством. Великолепным одиночеством вдвоем.

Держась за руки, они перелетали через глубокие черные провалы, подпрыгивая, словно танцуя, шли по мягкой пыли низин. Позади и чуть в стороне следовал за ними верный страж космонавтов — светящийся в темноте серебристый робот.

Они не собирались уходить далеко. Но скоро поняли, что не смогут вернуться, не посмотрев таинственной надписи на скале, не потрогав опаленных камней.

Двигаясь от маяка к маяку, они наконец взлетели на острый гребень скалы, с которой, казалось, можно было обозреть всю планету, горбившуюся серыми неровными боками, чуть заметно вырисовывавшимися при свете звезд, и увидели впереди ярко освещенное пятно. Включив индивидуальные ракетные двигатели, Кубиков и Маша устремились к этому пятну, проскочили по инерции и, сделав резкий поворот через головы, опустились у подножия освещенной скалы. Закрепленные по бокам прожекторы рельефно высвечивали каждый знак. Знаки были четкими, словно неведомый резчик только вчера закончил свою работу. Но похожая на шрам глубокая борозда с краю, вырвавшая часть таблицы, свидетельствовала о древности надписи. Ведь метеориты в этой части вселенной так редки.

Они стояли перед скалой, как перед огромной раскрытой книгой, и думали о глубочайшей мудрости, возможно, заложенной в этой таблице.

— Командир! — послышался в наушниках голос Ивана Сергеевича. Кажется, получается.

— Что?

— Расшифровка. Только странное что-то получается.

— Читай.

— Читать? — почему-то переспросил Иван Сергеевич. — Прямо как я понял?

— Давай как понял.

— Ну слушай.

Он откашлялся, словно перед ним была большая аудитория, многозначительно помолчал и начал декламировать с выражением, с паузами:

— Белые чудовища ловили нас

длинными руками протуберанцев.

Черные карлики завораживали

невидящим глазом смерти.

Но мы, обманув пространства,

на зыбкой границе огня и льда

нашли "Голубой цветок"…

— Все? — спросил Кубиков, выждав паузу.

— Продолжения пока нет.

— Опять стихи? — Ему подумалось, что старый космонавт не по возрасту и неуместно дурачится.

— Это я так изложил для ясности. Но за точность ручаюсь.

— Сейчас я буду…

Пользуясь своими ракетными двигателями, они с Машей взлетели над планеткой и, описав параболу, опустились неподалеку от корабля. И увидели Димочку с каким-то аппаратом в руках. Димочка оглянулся на них и почему-то торопливо, словно нашкодивший мальчишка, нырнул в ярко освещенный люк «прихожей».

Когда Кубиков с Машей вошли в командирскую рубку, там перед экраном уже сидели Иван Сергеевич, Димочка и еще один член экипажа, видимо, только что освобожденный ПАНом, биолог Нина Панкина. Никто не обернулся к ним. И Кубиков, взглянув на экран, тоже оцепенел: по экрану, пульсируя и толкаясь, ползли буквы, сбивались в слова. Главный корабельный мозг уже заканчивал расшифровку, и на экране, тихо гудящем в мертвой тишине, мелькали последние фразы о теплых волнах, о какой-то насмешке и вечно враждующих силах.

— Неужели больше ничего? — удивился Кубиков.

— Расшифровка окончена, — тотчас откликнулся звенящий голос.

Все посмотрели на командира, словно он знал больше других. Только Иван Сергеевич не поднимал головы, сидел и торопливо писал что-то.

— Вот! — радостно сказал он, вставая во весь свой большой рост. Имею честь предложить первый перевод первого образца межгалактической поэзии.